Разведка боем

Владислав Жеребьёв

титана сшибались и расходились, будто волны океана, оставляя за собой клочки порванного

пространства, прорехи электронного бытия, откуда неизменно выглядывала уродливая нагота

двоичного кода. Внезапный порыв ветра сорвал плиту, грозившую раздавить приготовившихся уже

к смерти путешественников, и в образовавшуюся прореху заглянуло существо. Все застыло. Ветер

перестал свистеть в ушах, автоматы захлебнулись в жалобном плаче и застыли, а их хозяева в

недоумении уставились

на исполина, с любопытством наблюдающего за происходящим сквозь

дыру в локации. Даже барон и Хелл перестали лупцевать друг друга и раскатившись по сторонам

смотрели туда, где совсем недавно был потолок, а ныне пара огромных глаз с черными, как уголь

зрачками, лениво взирала на суету внизу.

– Ради всего святого, что это? – Барон первый очнулся и, вскочив на ноги, ринулся в дальний

угол, где притаились Семен и Курехин.

– Куда, – ошалев от появления странного гостя, но отнюдь не потерявший голову, Всеволод

лязгнул автоматным затвором, досылая патрон в патронник.

– Прочь, – движения Фон Клауса стали настолько стремительными, что его силуэт будто

расплылся, стал нечетким. Заготовленная Семеном бомба была сорвана с замка и вышвырнута вон, а дверь сорвана с петель. – Никогда, никогда, … – рычал барон, одним движением отшвыривая в

сторону до этого непобедимого проводника, да так, что тот вылетел в коридор, проломив головой

перегородку. – Вы не сможете меня отключить, ублюдки, вы не сможете. Это невозможно!

Мир вдруг померк, а гигантское лицо незнакомца закрыло горизонт, заполонив собой все

видимое пространство. Нос превратился в горный хребет, губы в тектонические плиты, глаза в два

бездонных океана, а лоб, испещренный морщинами в исполинскую пустошь.

– Хелл, – не своим голосом завизжал Давыдов. – Вытаскивай нас.

– Всех? – Хелл поднялся и, как ни в чем не бывало, шагнул в середину распадающейся на

куски комнаты. – Ты забрал данные?

Семен оглянулся на копошащегося в недрах сейфа барона и в руке у него свернул нож.

– Я успею, – упрямо кивнул капитан, оттолкнулся от стены и рухнул на спину самозваного

бога, вонзая тому лезвие в шею. – Сначала ГРУ, потом майора, а меня напоследок.

Ткань локации затрещала по швам. Это исполин, взявшись за прореху двумя руками,

расширял её, стараясь проникнуть внутрь. Черно-красные горные вершины просели, превращаясь

в песок, небоскребы дрогнули, и ночь, опустившись на землю, накрыла всех молчаливым

177

саркофагом. Лишь только два огня, два темных рубина в сияющем обрамлении остались на

небосклоне. Хозяин их решил забрать свое, и он пришел в этот мир.

Шесть дней до часа «икс». День.

Реальность. Петергоф.

Возвращение к реальности было болезненным. Голова отчаянно раскалывалась, а затылок

пылал, сказывались последствия удара дубинкой. Зрение и слух возвращались на удивление долго, и все то время, пока основные чувства еще не вернулись, Всеволод пребывал в неком замкнутом

пространстве, искусственном вакууме. Первым появился свет. Неясное размытое грязно-белое

пятно в антраците безмолвия проявилось будто неоткуда, и стало распространяться, будто

маслянистое пятно по чистой глади лесного озера. Вскоре оно заполнило все разумное

пространство, и появились первые силуэты, тени и очертания предметов, а с ними пришел и слух.

– Приходит в себя… – голос был сосредоточен, хрипловат и майору не знаком. – Сколько он

уже так?

– Вторую неделю, – отозвался звонкий, молодой, уже знакомый и щемящий где-то в сердце…

– Вы должны что-то сделать, доктор.

– Мы делаем все возможное, госпожа Курехина. Ваш муж поступил с серьезной черепно-

мозговой травмой и кровоизлиянием в мозг. То, что он до сих пор жив, кроме как на чудо не

спишешь. Еще четверо, поступившие с ним в один день едва ли не в схожей ситуации, а двое до

сих пор не переведены из палаты интенсивной терапии.

– Он поправиться, доктор? – Голос дрогнул…

Светка, верная моя Светка, ты даже сейчас со мной. Какой же я был дурак, что пренебрегал

тобой, был порой нечестен, лукавил, не ценил ту теплоту и внимание, что ты дура тратила на меня

идиота…

Боль осознания собственной беспомощности, невозможность просто протянуть руку и

коснуться любимого человека обожгла хуже удара бича. Снова поток сознания, странные мысли, дикие образы вздымающихся черных башен заполненных мертвецами и строй нацистов идущих по

пригороду коммунистической утопии, чеканя шаг и бодро горланя какой-то гимн. Танки, траки

вертятся, взрывая дерн и выставляя напоказ обнаженное нутро чернозема.

– Где ты, командир?

Это Винни, он сидит на камне и меланхолично затачивает нож, лениво проводя по острому

блестящему лезвию точильным камнем.

– Тут я, рядовой, или может полковник?

Слова всплывают сами собой. Для этого даже губ размыкать не надо. Капустин улыбается,

щурится от яркого света, чуть прикрываясь рукой. Комок на боку порван, оттуда сочиться кровь.

– Где наши?

– Лютый и Блоха тут, командир. Непонятка вышла.

– А что за непонятка?

Хмурюсь, пытаясь напустить на себя умный вид.

– Ну как, Семен то данные увел, и не поделился, не к добру.