Развилка
Шрифт:
Пискнул скайп – Эльза. Но не голосовой вызов – сообщение:
«Наталья, вопрос есть. Ты еще учишь детей русскому языку?»
На квадратный километр острова приходилось триста человек, из них русских – ноль целых ноль десятых и далее чуть процентов. Наталья снималась здесь в массовке рекламы, развозила пиццу по борделям, раздавала бесплатный шоколад, выгуливала собак. Борделей и собачьих питомников было больше, чем русских школ. Но и русские школы встречались.
Родители перевозят детей и своих родителей. Переселенцы, заслоняясь ладонью от солнца, вглядываются в пену над скалами. Бабушки везут в чемоданах подборки журнала «Огонек», тома
Пока родители заняты обустройством на новой родине, бабушки водят детей на занятия: русский язык, литература, история и география, песни и танцы. На все про все приходится три часа субботним утром. Преподают в общественных школах молодые девушки, сами недавно переехавшие на остров, или высохшие старухи, сеющие в головы учеников вялые споры подлинного русского слова, не испорченного годами большевизма. На переменах дети перестают притворяться и болтают между собой на привычном наречии – островной разновидности французского.
Наталья два года проработала в одной из местных школ. Занятий было всего ничего, катастрофически недостаточно, чтобы выучить родной язык и познакомиться с литературой. Подходящих учебников не было, все приходилось выдумывать самим. Учительницы растаскивали копии российских хрестоматий на листки, на веточки, чтобы собрать дом из щепок, замотать слова, этих черных сушеных насекомых, в кокон вязких объяснений, вложить нектар родной речи в раскрытые клювики. Учителя роптали, обращая гнев на метрополию, далекую, как божество, безучастное к их трудностям. Они покрывали учебники и хрестоматии пометом недовольства – дети не могут по ним заниматься, они не успевают все усвоить. Сушеные слова не прорастали в детских головах, падали на переменках на бетон школьной площадки. Бабушки подбирали их, надеясь скормить потомству после занятий, но не могли справиться с детьми, уже попробовавшими обильную пищу островной культуры. Слова родного языка засыхали и пропадали, как лепестки роз общественного сада.
«Да, занимаюсь, – кратко отстучала Наталья. – А что?»
Эльза дождалась ответа подруги.
«Мы грант выиграли, международный проект обучения русскому языку. Как раз по твоей специальности. Хочешь на нас поработать?»
«Внезапно! А что надо делать?»
«Для начала написать отчет о проделанной работе. Ты же представляешь, как учат русскому за границей?»
«Представляю».
«Вот и хорошо. Ты нужна нам. Приезжай, отчет надо срочно писать, дедлайн подкрался незаметно!»
«Эллочка, я ведь далеко. Самолетом больше десяти часов лететь. Дорогу оплатите?»
«Нет, дорогу нет. Но приедешь – дадим ставку, студентам лекции будешь читать. И с гранта оплата хорошая. Короче, в минусе не останешься».
«Но у меня тут школа, дети…»
«Много?»
«Да нет, честно говоря. Немного. Но в школе надо сказать, с библиотекой рассчитаться».
«Так быстрее рассчитывайся и прилетай. Скажи, что идешь на повышение. Валентина Степановна тебя ждет».
Наталья помнила Валентину Степановну, декана медийно-художественного факультета. Они встречались в прошлой жизни, в Москве, на филологической конференции.
«Так ты сможешь в понедельник быть на рабочем месте?»
«Эльза! Я отвыкла уже так жить! Здесь встречи планируют за два месяца. По расписанию!»
«Так привыкай! Ждем!»
Эльза добавила к посту множество хвостиков, знаков эмоций, предсказанных в минувшие годы энтомологом-любителем.
Отпроситься из школы? На полгода, пока она вместе с Эльзой и ее группой подготовит учебник. Она привезет на остров настоящий учебник для детей эмигрантов, именно такой, какой им нужен! И разработки для учителей, с учетом особенностей местного преподавания, на весь школьный курс, с первого по десятый класс. Как нам не хватает цельной программы!
Но разве можно так быстро принимать решение?! Она ответила, не раздумывая.
«Передавай привет Валентине Степановне. Я прилечу».
«Молодец, Натуль. До понедельника! Пока!»
Эльза отключилась. А Наталья в остолбенении перечитала переписку.
Она в самом деле согласилась? Какое-то помутнение нашло. По одному слову, задрав штаны, перелететь половину земного шара.
Со стены над компьютером навстречу ей шествовала шеренга статуй, стирая расстояние между материками.
Она пообещала, она решилась, она летит в Москву.
В Москву!
Из книги
Потом выпустил от себя голубя, чтобы видеть, сошла ли вода с лица земли, но голубь не нашел места покоя для ног своих и возвратился к нему в ковчег, ибо вода была еще на поверхности всей земли; и он простер руку свою, и взял его, и принял к себе в ковчег.
И помедлил еще семь дней других и опять выпустил голубя из ковчега.
Голубь возвратился к нему в вечернее время, и вот, свежий масличный лист во рту у него, и Ной узнал, что вода сошла с земли.
Конец цитаты
Ее надежды снова встретиться с французским совершенством, воплотившимся в Николя, скоро рассеялись. Для передачи информации он предложил использовать электронную почту. Интернет был единственной связью между ними: он служил Наталье для поиска сведений о шпионской компании, для отправки отчетов Николя и получения от него письменных одобрений, витиеватых и единственных ласк, которые он дарил ей.
Ей нравилось воображать себя его тайной возлюбленной, опускающей записки в электронный аналог дупла дуба – ящик «дропбокс». Она будет складывать в него файлы с добытыми сведениями. Он – забирать их и оставлять короткие записки в ответ.
Первым делом Наталья открыла ссылку, которую дал ей Николя. На сайте службы внешней разведки Российской Федерации она отыскала страницу истории, данные сгруппированы по странам. Все, что там было о Франции тридцатых годов – одна строка, имя резидента. Некто Василий Зарубин, а также его жена Елизавета. Теперь у нее были два полых, ничего не говорящих имени. Шипов и Зарубин. Требуется отыскать шпиона по его фамилии.
Нет, одернула себя Наталья, – необходимо отыскать информацию, имена, даты, цитаты. От нее требуется написать отчет. И вручить его Николя. Встретиться с ним в веганском ресторане, за закрытыми занавесками… Картина, возникшая в ее голове, больше относилась к кабинету за бордовыми портьерами, чем к веганскому заведению.