Развилка
Шрифт:
– Я пошел?
– спросил Степан, который вызвался убрать охранников малины.
– Давай, брат. Бог в помощь.
Дзюба направился к малине, а я двинулся за ним. Под плащом пистолет и кинжал, в карманах пара гранат, на всякий случай. Полиция в этот район ночами не заходит, боится. Транспорт, грузовик с казаками Атаманской конвойной сотни, неподалеку, он заберет добычу и пленных. На путях отхода чисто. Так что работаем.
Степан и Ваня Сахно подошли к малине. В темноте их почти не видно. Они остановились возле входа в подвал и появились охранники.
Еле слышный хрип умирающих людей, которым ножами вспороли горлянки. Охранники мертвы и их тела ложатся на мокрую брусчатку.
Группа делится. Одна тройка прикрывает вход в малину и подходы. Еще одна наблюдает за трехэтажным домом, который при царизме был торговой конторой, а при Советах стал коммуналкой. А остальные входят в подвал.
В логове бандитов было весело, гульба в самом разгаре. Несколько больших и ярких керосиновых ламп давали много света. На стенах ковры. Пол покрыт деревянным паркетом. В воздухе клубы дыма и чувствовался запах этого места, смесь из табака, самогона, человеческого пота, ружейной смазки, копченой рыбы, дешевых духов и пороха. В центре просторного помещения стол, а за ним семь мужчин и столько же женщин. В противоположном конце подвала еще одна дверь, за ней личные апартаменты Егорши и выход в одну из жилых квартир, запасной путь для отхода банды. Но сам главарь, средних лет худощавый блондин в рубахе-вышиванке и пиджаке, был здесь, во главе стола, и первым подал голос:
– Эй, вы кто?
Ни слова ни говоря, казаки сдвинулись к столу и наставили на подвыпивших воров пистолеты.
– Без глупостей, - приблизившись к пахану, спокойно сказал Степан.
– Кто дернется, получит свинцовую пилюлю.
Егорша посмотрел на Дзюбу и осклабился, обнажив золотые зубы:
– Перо, ты что ли? Братки, наш корешок вернулся.
Степан ударил вора рукояткой пистолета по затылку и он, потеряв сознание, уткнулся лицом в тарелку. Воры попытались вскочить, но их быстро успокоили и разоружили, а перепуганных шлюх согнали в кучу и заставили сесть на пол. После чего казаки стали вязать уголовников, а я осмотрел апартаменты пахана.
Надо сказать, Егорша устроился неплохо. Спальня, водопровод и душ. Даже вода есть. Вдоль стен пара диванов и шкафы с одеждой на любой вкус, а в углу массивный сейф. Под широкой кроватью несколько ящиков, в основном с оружием, боеприпасами и консервами. А в потолке люк. Придвигаешь стол, взбираешься на него и с легкостью попадаешь в пустую квартиру на первом этаже дома.
Вернувшись в соседнее помещение, я увидел, что Егоршу уже привели в чувство и начали бить. Разумеется, нас интересовал сейф. Однако упрямый пахан молчал, и тогда взялись за его подельников. Один из них быстро сдал главаря, ключ у него в потайном кармане под пиджаком.
Временно избиение прекратили. Я забрал у Егорши ключ, вернулся к сейфу, открыл его и озадаченно почесал затылок.
Я ожидал увидеть в хранилище вора деньги, но их оказалось очень уж много. Сейф буквально ломился от банкнот, советских рублей и немецких марок. А помимо них здесь же находились золотые монеты - царские червонцы, примерно сотня желтых кругляшей стопками, и несколько шкатулок с ювелирными украшениями.
"А что если сейчас пристрелить Егоршу и часть его сокровищ присвоить?
– возник у меня вопрос, но я сразу себя одернул: - Нет. Нельзя. Да и не такой человек пахан, чтобы складывать все яйца в одну корзину. Наверняка, у него еще тайники есть. Будет допрос и он скажет, сколько у него сокровищ и где они".
Отдав казакам приказ собирать добычу, я присел на табурет перед Егоршей. Его лицо было в кровоподтеках и, посмотрев на меня, он выдохнул:
– Ты кто!?
Я не ответил и он задергался:
– Суки! Вас найдут! Думаете, так просто воров на бабки
Пахан так и не понял, кто перед ним. Видимо, решил, что мы залетные бандиты. Это хорошо. Пусть так пока и будет. Плохо только, что шлюхи, которых мы не собирались убивать или тащить на базу, видели наши лица. Но, по большому счету, это мелочь. Шлюхи разнесут новость о ликвидации банды по городу, нагонят страха, а мы отработаем и снова исчезнем. Когда настанет удобный момент, выйдем на новую цель и опять ударим. А когда уголовники затихнут, вернемся обратно в Новочеркасск.
Появился Сотников, за плечами которого был здоровенный чувал с деньгами, золотом и ювелиркой. Он кивнул мне - пора.
Поднявшись, я ткнул указательным пальцем в двух воров, которых заранее обозначил Дзюба, и в пахана:
– Этих забираем.
Трех уголовников потащили к выходу, и я посмотрел на шлюх:
– Пошли вон.
Девки рванули из подвала. Остались только воры, которых мы собирались показательно казнить, и я достал пистолет. Казаки тоже приготовились открыть огонь. Помещение закрытое - шума будет много, но это ничего.
– Стойте!
– заорал один из воров, понимая, что сейчас произойдет.
– Не надо! Мой ТТ выплюнул пулю и во лбу уголовника появилась дырка, а стена за его спиной окрасилась в бурый цвет.
44.
Московская область. 06.12.1942.
Из мемуаров генерала Антона Васильевича Туркула:
"После боев за Серпухов немцы попытались выйти на прежние рубежи. Но вскоре их силы иссякли, и наступило временное затишье. На Московском участке фронта группы армий "Центр" большевики держали оборону по линии Калинин - Дмитров - Александров - Орехово-Зуево - Раменское - Подольск - Кашира - Мордвес - Тула. Противник копил силы. Немецкая армия тоже. Наступило временное затишье, и я попытался добиться разрешения на вывод частей 2-го пехотного корпуса РОА в тыл для отдыха и пополнения. Однако получил отказ, и корпус был переформирован в сводную дивизионную группу, которая получила название "Россия".
Я требовал резервов, но их не было. Просил выдать солдатам теплое обмундирование, но ничего не получил. По-прежнему не хватало артиллерии и боеприпасов. Мы испытывали нужду в продовольствии и медикаментах. Только никому до нас не было никакого дела. Командующий РОА генерал Трухин обещал помощь, однако она запаздывала. И если бы большевики вновь перешли в наступление, дивизионная группа "Россия" перестала бы существовать в течение суток, а может быть нескольких часов. К счастью, этого не произошло. Наверное, потому, что внимание немцев и большевиков было приковано к югу, где продолжалась битва за Кавказ и шли ожесточенные бои за Царицын, который коммунисты переименовали в Сталинград.
Надо сказать, что я тоже пристально следил за событиями на юге. И когда немцы сообщали об очередной победе, испытывал двоякое чувство. Как противник большевизма я радовался поражениям врага. Но как русский человек и патриот негодовал. Да и как иначе? Ведь на стороне врага сражались мои соотечественники, обманутые люди. А немцы уничтожали то, что было гордостью России.
Когда егеря генерала Ангелиса ворвались в Батуми и советские моряки потопили Черноморский флот, а сами ушли в морскую пехоту, моя душа разрывалась от боли. Когда турки захватили Ереван и устроили резню армян, я ненавидел их. Когда под ударами артиллерии был полностью разрушен древний Тбилиси, хотелось рвать и метать. Однако я солдат. Шла война и я нес ответственность за тысячи человеческих жизней. Поэтому я сдерживал себя и продолжал делать все возможное, чтобы мои солдаты не знали нужды и сохраняли боеспособность.