Развлечения для очень взрослых девочек
Шрифт:
— И я буду, — его голос стал на тон ниже.
— Вино?
— Вино или коньяк. Что больше хочется? Шоколад буду. Салют буду. И тебя целовать. Точно.
В заданной Кузьминым последовательности не вышло. Пока они целовались, бахнули первые залпы салюта. Разноцветные искры осветили ясное вечернее небо.
Лёля распахнула глаза. Прижалась спиной к широкой мужской груди. Пыталась запомнить и впитать как можно глубже каждое ощущение.
Яркие вспышки салюта. Диковенные огненные цветы в небе.
Запах весеннего воздуха. Пряный, пьянящий,
Вид на Москву. Такой вроде знакомый, но с этого ракурса видимый впервые.
И горячие ладони Александра, обнимающие её и прижимающие крепко.
Защищённость. Восторг. Нежность.
Кузьмин прижимал её к себе все сильнее. Намерений и желаний не скрывая. Лаская украдкой, пока она смотрит в небо. Упиваясь её близостью, теплом и податливостью. Каждым сантиметром кожи, открытой для прикосновений и поцелуев.
Только любовь — правда. Только то, что между двумя людьми в момент откровения.
Глава 29
Утро одиннадцатого мая заставило Склодовскую тревожиться. Вот он — последний день странной праздной жизни. Времени, проведённого почти всегда в горизонтальном положении.
Хотя нет. И в вертикальном. Наклонном. Параллельном и перпендикулярном. Так, что от одних мыслей щеки алели. А руки тянулись к источнику всего этого безобразия.
Наркотик. Кто б говорил! Если она сможет оторваться от Кузьмина и выйти на работу, то соскочить с героина для неё — сущая ерунда!
— Ты чего хмуришься? — Кузьмин смотрел на неё внимательно. Будто сканировал.
— Я боюсь, Шур, — честно призналась Лёля.
— Чего-то конкретного? Или просто входить в эту реку?
— Завтра на работу. Тебе и мне. Моя жизнь была упорядоченной последние годы. Не менялась, как таблица умножения и теорема Пифагора. Понимаешь? Я знаю почти все свои уроки наизусть. Какие слова буду говорить. Какие примеры приводить.
— Что-то изменилось? Ты по-прежнему чудесный учитель и потрясающе красивая женщина!
— Раньше у меня всегда был план. А сейчас я не понимаю, как мы совместим нашу новую реальность и прежнюю жизнь.
— Ты хочешь план?
— Хочу.
— Хорошо, — Александр сел по-турецки, — Тогда я предлагаю так. На работу нам ездить одинаково, что от тебя, что от меня. Мне всё равно, где одеваться и собираться. В больнице я должен быть к восьми утра. Тебе во сколько?
— Тоже к восьми.
— Ты ездила обычно на машине или на метро?
— На метро. Так быстрее. И машину у нас там некуда ставить.
— Значит я буду завозить тебя. Получится чуть раньше, чем к восьми. До скольки ты работаешь?
— Обычно восьмой урок — это шестнадцать сорок.
— Мой рабочий день до семнадцати. Забираю тебя и едем домой. Когда я дежурю или оперирую, ты будешь об этом знать. Про дежурства — за неделю. Про задержки — по мере возникновения. Годится такой план?
— Звучит пока странно, если честно. Но мы же справимся?
— А ты сомневаешься?
Снова она у него на коленях. Дыхание прямо в макушку. Пальцы перебирают кудри.
Утром двенадцатого Кузьмин помог ей выйти из машины прямо возле школьных ворот. Поцеловал коротко. Но очень выразительно.
— До вечера. Ты очень красивая! — шепнул прямо в ухо.
Губы сами растянулись в улыбку. Она вдохнула полной грудью. Помахала рукой.
Сбоку подошла Кира. Оглядела Склодовскую с ног до головы.
— Иии? Ничего не хочешь мне рассказать?
— Кирка, я такая счастливая! И мозгов, кажется, совсем не осталось!
— Лёлик, где таких мужиков выдавали? И почему ты мне очередь не заняла? Офигеть!
— Кира Витальевна, тебе не стыдно!
— Не-а! Ты неделю молчала!
— Три дня.
— Три дня? Склодовская! Ты ли это?
— Я, Кирка, я. Это и страшно!
Глава 30
Вот уж воистину, для любящих солнце светит по-другому.
Лёле сегодня будто весь мир улыбался. Даже её неугомонный пятый "А" будто проникся происшествием с классным руководителем. Вели себя почти прилично. Денис Беляев привычно щелкал ручкой на первой парте. И это почти не отвлекало.
Расписание сегодня насыщенное. Все шесть уроков подряд. Потом окно. И факультатив для десятого класса на восьмом уроке.
Между третьим и четвёртым уроком, на большой перемене, Склодовская повела детей в столовую. За все годы работы в школе, она так и не перестала удивляться факту, что завтрак детям не могут сделать вкусным. Ей и в детстве то казалось странным есть овсяную кашу в двенадцатом часу дня.
Вспомнился момент, как её класс однажды вместе с ней в столовую просто не пустили. Девятнадцатилетняя Ольга Владимировна терялась среди своих семиклассников. И пока дети хором не подтвердили, что эта рыжая кудрявая девочка и есть классный руководитель седьмого "Б" класса, строгая заведующая столовой была неприклонна.
Сегодня на завтрак был чай и сосиска в тесте. Любимая еда пятиклассников. Выдавать её пришлось каждому в руки. Как можно взять вторую булку, когда твой одноклассник ещё не ел, Лёля тоже понять не могла. Не укладывалось это в её картину мира. А пятиклассники могли. Легко. Не смущаясь в процессе и не испытывая вины потом.
Конечно она знала, что это всё из семей. У всех очень разная жизнь. Но вот что странно. Те, кому жилось труднее остальных, были терпеливее и добрее.
Вот Серёжка, он регулярно не завтракает дома. Мама в ночную где-то в диспетчерской. Однажды он пришёл в школу самый первый. Ещё восьми не было. Перед контрольной работой. Сел за парту. Такой щуплый, похожий на воробушка. И расплакался. Оказалось, что он просто голодный. Лёля тогда молча достала из сумки свой бутерброд. Пошла в учительскую и принесла ему чай. В пустом утреннем классе пять минут они были совсем одни. Учитель и ученик. Мальчик и женщина, которая могла бы быть его матерью.