Развод не дам. Точка
Шрифт:
Мычу в темноту. Мудак. Полчетвёртого, сегодня уже можно не ждать. А утром что, из-под другого мужика домой вернётся?
К рассвету в глаза как песка насыпало. Выпиваю неизвестно какую по счёту кружку кофе, во рту горчит, руки дрожат, мотор колотится о рёбра. Ключ в замке поворачивается в восемь, когда мозги перестают соображать.
Выхожу в коридор, подпираю косяк плечом, руки в карманы домашних штанов по запястья засовываю. Потому что чешется либо придушить, либо обнять. Но сперва всё же придушить.
— Нагулялась? — спрашиваю, когда она заходит. Усталая?
— Почему ты здесь? — разувается, обходит. Ловлю за плечо, разворачиваю и смотрю в глаза.
— А где я по-твоему должен быть?
— Со своей второй семьёй. Кстати, как хоть её зовут-то? Может, мне с ней пора подружиться и пироги вместе печь? Как ты любишь, с грибами.
Она пытается вырваться, а у меня планка падает. Пелена перед глазами, потому что чувствую чужой запах на её коже.
— Ты бы хоть помылась после чужого хуя, — цежу, а самого аж трясёт. Агата белеет, разом подтверждая догадку. Толкаю к стене, прижимаю телом, чтобы не вырвалась. — Вот она, цена твоей верности, да, Мась? Строишь из себя святую, а у самой постель от мужа остыть не успела. — Ладонь ложится на шею. — Ты с ним тут, в нашей постели, тоже кувыркалась? Когда только успела. Или он тебя по блату устроил?
Проталкиваю колено между ног, поднимаю вверх, с силой вжимаю между ног. Как представлю, что она их для него раздвигала, кровь кипит.
— А у тебя только так, да? — приглушённо говорит она. — По себе судишь?
— Что тут судить, Мась? — говорю ласково, большим пальцем вожу по подбородку. Он её целовал тут. Где ещё целовал? — Я своими глазами видел.
— Я тоже. — Агата смотрит прямо в глаза, и снова эта пустота знакомая. Страшная.
— Давай забудем, — шепчу и к губам. С силой, язык между её губ просунуть, целовать торопливо. Как я по ней соскучился! Обнимаю одной рукой, поворачиваю её голову, чтобы поцеловать глубже, когда ладони упираются в грудь. Агата с непривычной силой отталкивает, вытирает рот. Кривится.
— Не лезь ко мне. Никогда больше не лезь!
— Нацеловалась за ночь, да? Или, может, и насосалась от души?
Пощёчина заставляет голову мотнуться в сторону. В ушах звенит. А рука у Агаты, оказывается, тяжёлая. Хлопает дверь в спальню. Не могу сдержать дебильную улыбку: судя по реакции, ничего у них не было. Ещё не было точно. А значит, у меня есть все шансы. Лучше ругаться, чем демонстративно молчать. Такую Агату не видел ещё, она заводит до гула и тесноты в штанах. Сильная, уверенная в себе. И обязательно снова станет моей.
Глава 31
Агата
Даже не злюсь. А на что? Пусть думает что хочет, главное, знаю — моя совесть чиста. И даже поцелуи с Алексом уже не кажутся чем-то запредельно скандальным. Да, у меня во рту побывал чужой язык, и мне это даже понравилось. А где побывал член Марата? Сколько раз? Впервые думаю об этом именно так:
Взгляд падает на фотографии над изголовьем кровати. Ярость охватывает внезапно, от неё даже хорошо становится. Встаю на подушки и снимаю рамки, одну за одной. Только себя с Каринкой оставляю, по центру вешаю. Рвать не буду — глупо, всё-таки это воспоминания, часть моей жизни, в которой было очень много счастливых моментов. Разбирать по косточкам, какие из них были правдой, а какие — ложью, не собираюсь.
Так хорошо утро начиналось… Алекс пожарил омлет, заварил вкусный травяной чай. Он встал раньше, чем я проснулась. Может, ещё бы и спала, если бы в руку не ткнулось что-то мокрое и не напугало. Граф, тяжело виляющий хвостом. Не думая о том, как выгляжу, побрела, зевая, в ванную, и только посреди комнаты замерла, заметив Алекса у плиты. Его взгляд был не жадным, но откровенно изучающим. Заинтересованным.
— Доброе утро, — сказал, улыбнулся и вернулся к готовке. Едва заставила себя спокойно дойти до ванной, а не бежать. Сердце колотилось, не разобрать: от стыда или смущения. Видок, конечно, был тот ещё, но это утро, я никогда не красилась до того, как проснётся муж, чтобы поразить свежестью. Годы брака познакомили и с запахом изо рта, и с несварением желудка, и со множеством других вещей, которые обычно тактично умалчиваются.
А вот Алекс явно хотел произвести впечатление — как ещё назвать, что он был тщательно причёсан, одет с элегантной небрежностью и вообще выглядел так, словно прямо сейчас готов идти на важные переговоры.
— Давно встал? — спросила, когда оделась и села перед ним.
— Часа два назад. — В четыре, что ли? Видимо, моё удивление отразилось на лице, потому что пояснил: — С Графом ходил гулять.
— Вот поэтому я никогда не хотела собаку: гулять с ней пришлось бы мне. — А Каринка хотела. Давно просила.
— Мне кажется, дети посложнее будут.
— Ну, нет!
Мы немного поспорили о преимуществах детей перед собаками, перебивая друг друга и смеясь. Потом Алекс отвёз домой, и, подъезжая, чувствовала, как тяжелеет на сердце. Но тяжесть была именно тяжестью, без примеси боли. Алекс серьёзно кивнул в ответ на прощание, я же не смогла заставить себя хотя бы чмокнуть в щёку. Он, впрочем, кажется не ждал. Зато ждал Марат.
То, что бросился с порога обвинять, логично. В этом он весь — прёт сходу напролом. Мне это в нём нравилось: не обмусоливание проблемы, а сходу в прорубь. Теперь понимаю, как ошибочен такой подход. Хорошо, что мы разные, хорошо, что чувства к нему уже позади. Привычка осталась, конечно, но и она пройдёт.
— Агат, — вздрагиваю от голоса за дверью. Не входит, и на том спасибо. — Прости. Я так не думаю, правда. Не думаю, что ты мне изменила.
Фыркаю. Даже звучит смешно: слова «Марат» и «измена» в одной фразе. Переоделась в домашнее платье, завязываю волосы в хвост, выхожу. Он отступает на шаг, пропускает на кухню.