Разъяренный
Шрифт:
Маккенна ошарашенно смотрит на меня, как будто не помнит, что я умею улыбаться.
— Да, спасибо, мужик. С твоей помощью моя жизнь устроена, — внезапно меняет тактику Маккенна и тоже бросается к автобусу. Становится у двери и вытягивает руку. Невозможно не заметить жгуты мышц под бронзовой кожей, и я ненавижу то, что моё тело на него реагирует определённым образом.
— Дамы вперёд, — объявляет он с ухмылкой.
Ему идёт эта ухмылка, и она увлажняет мои трусики, что мне не нравится.
— Дамы вперёд? Тогда, может быть, тебе
Его ухмылка всё ещё остаётся на лице, но теперь в ней вызов, который предупреждает: «Если ты решила поиграть, то я тоже в игре, и я выиграю».
— Какая очаровательная, милая девушка, — говорит он; перевод: ненавистная чёртова сука. — Сколько тебе лет, дорогая? Восемь?
— Ты такой забавный. Уже готов начать собственное комедийное шоу?
Я заскакиваю в автобус, здороваюсь с водителем и слегка офигеваю, когда вижу, как эти ребята путешествуют. Роскошь на колёсах. Это дерьмо больше, чем вся моя квартира. Рядом с гостиной находится небольшая кухня, а в дальнем конце, через открытую дверь, я вижу большую кровать.
— Как думаешь, мы сможем продержаться, — Маккенна смотрит на свой сотовый, — шесть часов без кровопролития?
Я падаю на диван.
— Посижу пока здесь, подпилю и отполирую ногти, на всякий случай.
— Ты имеешь в виду когти, — поправляет он.
Я растягиваю ноги в сапогах и восхищаюсь, какие у них длинные каблуки, какие гладкие и стильные.
— Зачем полировать когти? Забыла свою метлу и ступу?
— А ты забыл свои яйца? — огрызаюсь в ответ, поднимаю голову и замечаю, что он всё ещё стоит, скрестив руки на широкой груди. — Тебя припугнули и вынудили согласиться, чтобы я поучаствовала в киносъёмках? Это потому что у тебя яйца не такие большие?
Маккенна хмыкает, мягко, тихо и несправедливо сексуально, осматривает автобус, его взгляд останавливается на какой-то точке на потолке.
Когда автобус трогается, я киваю на двери.
— Последний шанс. Если ты ищешь выход, то вот она дверь.
Он не улыбается, как я ожидала.
— Фанатки в туре могут вести себя очень агрессивно, Пандора, — грубо предупреждает он, всё ещё осматривая салон автобуса. — Я тебе не враг — я единственный, кто сможет тебя здесь прикрыть. Помни об этом, когда в один прекрасный день они начнут над тобой издеваться. Тебе здесь не место. Этого не должно было случиться. — Прищурив глаза, он смотрит через моё плечо. — Всего здесь должно быть как минимум шесть камер, — бормочет он.
— И ты хочешь отключить камеры, чтобы не было доказательств того, что это ты меня убил?
— Нет ничего плохого в том, чтобы убедиться, что увидят только то, что мы позволим им видеть.
— Кого это волнует? Это же большое шоу, так что можешь и дальше продолжать набивать свои карманы бабками.
— Кстати, о том, чьи карманы сегодня полны? — Он некоторое время жуёт пластинку жвачки, потом вынимает
— Разве это имеет значение?
— Так сколько денег он тебе предложил?
— Какая разница? Всё дело в том, что, по-твоему, я готова продаться за любую цену. Ты к этому клонишь, не так ли?
— У каждого из нас есть своя цена. — Маккенна с важным видом возвращается ко мне — с таким видом, который даёт девушке понять, что это член движет парнем вперёд, а не наоборот, — и садится рядом со мной, садится очень близко. — Почему ты это делаешь? — спрашивает он, внимательно изучая выражение моего лица.
Он мрачен и серьёзен, и это заставляет меня нервничать. Его солнцезащитные очки висят на горловине футболки — и серые глаза смотрят на меня так… как будто трогают. На нём нет парика поверх короткой стрижки, которую я нахожу ужасно сексуальной. Под глазами осталось немного туши, из-за чего цвет радужной оболочки кажется ещё более серебристым. Запястья обхватывают два широких кожаных браслета. И я вдруг чувствую себя не такой уж крутой, как хотелось бы.
— Потому что, — наконец отвечаю я.
— Потому что что? — Маккенна протягивает руку и дёргает меня за розовую прядь, кривя губы в усмешке.
— Они согласились с моей ценой. Хочу отложить эти деньги, — признаюсь я, высвобождая свои волосы из его хватки.
— Хм. — Он откидывается на спинку сиденья и продолжает внимательно меня изучать. Почему-то мне хочется, чтобы он сказал что-нибудь язвительное, чтобы я тоже могла сказать в ответ что-нибудь язвительное.
Почему, чёрт возьми, он этого не делает? Боже, этот мужчина выводит меня из себя.
— Что? Никакого остроумного ответа? — требовательно вопрошаю я.
— Вообще-то, нет. У нас с Лайонелом сделка. Я даю ему то, чего хочет он, потому что хочу кое-чего взамен — и я, чёрт возьми, получу это, если вытерплю тебя. Не испорть мне всё.
— Я?! Это не я закрывала камеру!
— Правда, ты просто бросала в меня содержимое своих кухонных шкафчиков. — Я открываю рот, чтобы выругаться, но он останавливает меня. — Разве ты не получила памятку? Больше всего я люблю апельсины.
— Ты начинаешь меня раздражать.
Маккенна наклоняется ко мне и шепчет на ухо:
— В следующий раз, когда ты решишь сделать мне томатную ванну, я заставлю тебя поработать твоим язычком и вычистить им весь учинённый тобой беспорядок. — Он гладит розовую прядь в моих волосах. — Справедливое предупреждение.
Что-то потрескивает в воздухе так сильно, что я не могу ни говорить, ни дышать. Мои соски, киска и даже кожа становятся сверхчувствительными. Я жду, когда он что-нибудь скажет. От странного жара у меня начинает стучать челюсть. Правда. Ведь я не видела, чтобы Маккенна смотрел на меня так близко уже… много лет.