Разъяренный
Шрифт:
— Как и ты? — фыркает он.
— Держись от неё подальше, — повторяю я. — Держись, блядь, подальше от неё и не ближе метра от меня.
Я несусь обратно по коридору и стучу в дверь. В глазке что-то мелькает — Пандора, похоже, заглядывает в него. Слышится стон. И, святое дерьмо, даже этот стон действует на мой член.
Стучу снова.
— Если понадобится, буду стучать всю ночь!
Дверь распахивается, и она…
Чёрт.
Её зрачки расширены, волосы распущены, и она в короткой футболке. Вынести это невозможно. Кровь бурлит в жилах. Я открываю рот, мой голос тих:
— Я так отчаянно тебя хочу.
Она кидает взгляд
— Ты такая королева драмы.
— Говорит мне сама невинность? — парирую в ответ.
Она хмурится и порывается захлопнуть дверь прямо у меня перед носом, но я останавливаю её носком ботинка.
— Давай, Пинк, — говорю с бешено колотящимся сердцем и хватаю её за шею так, чтобы она смотрела мне в глаза. — Ты же хочешь этого, — настаиваю я. Не смею даже представить, что будет, если она пошлёт меня обратно в мою комнату. Неудача здесь не вариант. Тело напряжено, я изнемогаю от потребности погрузиться в эту женщину и трахать пока она не кончит. — Ты ведь тоже отчаянно хочешь меня, — шепчу я, массируя пальцами кожу её головы.
— А ты нет? Жалеешь, что поцеловал меня в кладовке? Но ты это сделал. Мы оба это сделали. И теперь не можем остановиться.
Её взгляд продолжает блуждать по моему рту, и это превращает нахождение здесь, с каменным стояком, всего в одном шаге от её комнаты, в самый невозможный подвиг за всё моё существование.
— А как же с твоим тройничком? — спрашивает меня Пандора, и по её голосу я слышу, что она сдаётся.
Действуй. Соблазни её, Кенна.
Я наклоняюсь в надежде, что Ной меня не услышит, и шепчу ей на ушко:
— Разумеется, я отказался от этого ради кое-чего лучшего.
— Да неужели? Нашлось предложение получше?
Протягиваю руку и провожу по розовой пряди в её волосах.
— Надеюсь на это.
— Ты мне даже не нравишься. — Она с большим усилием толкает меня в грудь ладошками, и на какой-то момент, поддаваясь ей, делаю шаг назад.
— Но твоему рту до сих пор нравится мой, и я даже не могу начать описывать, как сильно моему нравится твой…
Она захлопывает дверь у меня перед носом.
— Твою мать, — громко ругаюсь я и разочарованно провожу рукой по своей глупой голове.
Позади раздаётся приглушенный смех.
— Полный облом, Маккенна? — насмехается Ной, направив на меня камеру.
Нахмурившись, показываю ему средний палец.
— Тебе остаётся лишь наблюдать. А я буду практически жить в этой комнате, — указываю на её дверь, а затем, сердито вышагивая, возвращаюсь в свой номер, где у парней в самом разгаре закрытая вечеринка.
Кто-то трахается, кому-то делают минет, все пьяные, а я, блядь, абсолютно трезв. Одна из девушек склонилась над Лексом. Она подаёт мне знак, что я следующий. К хренам собачьим этот шум. Я шагаю в свою спальню, весь мой мозг заполнен мыслями о Пандоре. О её холодном взгляде. О тяжёлой двери у меня перед носом. Там в кладовке, её киска оказалась такой чертовски тугой, будто все эти пять грёбаных лет у неё никого не было, что я, нежданно-негаданно, стал ею одержим.
Мне нужно было уничтожить расстояние между нами, заткнуть её рот своим и сделать так, чтобы ни один из нас вообще ничего не мог вспомнить. Я в беспокойстве сжимаю и разжимаю кулаки. Потом пропускаю пальцы сквозь спутанные волосы, включаю воду в раковине и брызгаю немного на лицо.
Закрываю
На хрен это дерьмо. Я не согласен на меньшее, и вдруг мне до потери сознания захотелось оказаться в этой комнате, — и я точно знаю, как туда попасть.
? ? ?
НЕСКОЛЬКИМИ МИНУТАМИ ПОЗЖЕ я стучу в дверь Лео.
— Какого хрена, Кенна? — он распахивает дверь и жестом приказывает девушке оставаться в постели. Очевидно, она развлекала его.
— Ключ, — рычу я.
Так и вижу, как в тусклых глазах Лео вспыхивают денежные знаки; и, разумеется, мне не нужно говорить, в какую именно комнату.
Он ухмыляется и кивает.
— Только отведи её в свою комнату, чтобы камеры засняли ваши интимные игры, — инструктирует он.
— Напиши Санта-Клаусу письмо, Лео, и посмотрим, прислушается ли он к твоим просьбам.
Мой менеджер закатывает глаза, затем идёт в номер и роется в своих вещах. Ко мне в это время, завязывая на себе халат, подходит девушка.
— Привет, Кенна, хорошо выглядишь.
Возвращается с ключом Лео.
— Постарайся поскорее кинуть камерам кость.
— Если я сегодня что-нибудь и кину, так это задницу оператора из окна десятого этажа.
Я иду по коридору, открываю эту грёбаную дверь и распахиваю настежь. Свет приглушён, и в комнате царит полная тишина.
Пандора лежит на кровати, раскинув руки и ноги, лицом вниз. Когда я вижу её длинные ноги, нежную бледную кожу, выглядывающую из-под футболки, у меня сжимается грудь. Она спит крепко, как мёртвая, голова откинута в сторону, её тёмные волосы будто созданы для моих пальцев. Прежде чем успеваю дважды подумать, я сбрасываю с себя одежду и забираюсь к ней в постель. Совсем как в старые добрые времена. Демоны, которые терзали меня всю ночь, рядом с ней успокаиваются и позволяют расслабиться. Я притягиваю Пандору к себе.
Она вздыхает во сне, её тело ищет моего тепла.
Эта девушка так идеально мне подходит; и всегда мне подходила.
Когда-то мы оба были девственниками. Можно было бы ожидать, что в наш первый раз будет неловко, но — нет. Ощущение было такое, будто меня накрыл шторм. Потрёпанный и разбитый изнутри на подсознательном уровне, я так и не оправился. Когда всё закончилось, она тихо плакала в моих объятиях. Я чувствовал себя таким же сломленным, как разрушенное до основания здание. Мы оба потеряли контроль. Я не знал, что делать, не знал, что сделал не так, и как всё исправить.
Сейчас я чувствую то же самое.
Тогда я ждал, что Пандора объяснит такой взрыв эмоций, хотя она была девушкой, которая обычно их не проявляет. Когда она взяла, наконец, себя в руки и вытерла слёзы, я поцеловал её, сказал, что люблю, и спросил: «Ты ведь любишь меня, правда? Правда, Пандора?».
За те два года, что мы встречались, она ни разу не сказала, что любит меня.
Да уж, не думаю, что эта девушка вообще способна кого-то любить.
Не понимаю, почему эти воспоминания давят на меня именно сейчас. Они не вызывают ни гнева, как обычно, ни печали и разочарования. Я влюбился в девушку, которая никогда не сможет полюбить меня в ответ. Чёрт возьми, я больше не хочу признаний в любви. У меня больше нет такого желания. Нет больше тех чувств, которые много лет назад она заставляла меня испытывать.