Разящая стрела амура
Шрифт:
— О! Эта ужасная проблема выбора… — тут Его Величество вспомнил утреннюю сцену с Вольтером и рассмеялся.
Придворные, не знавшие произошедшего анекдота, решили, что король смеется над возникшей ситуацией и тоже разразились дружным хохотом.
Астарот и Бальберит, незаметно вошедшие в зал под видом официантов, удивленно переглянулись, глядя как вся придворная компания покатывается со смеху. Саллос, воспользовавшись замешательством, вырвался из-за пазухи у черта и проворно влез под самый потолок по королевским бархатным шторам. Благо, под видом кота, он ни у кого не вызвал подозрений.
—
Теперь настала очередь короля удивляться, отчего придворные так здорово веселятся. Страдающий паранойей, как и покойный его папенька, Людовик моментом помрачнел, потому как, естественно, решил, что смеются над ним.
— Тихо! — грохнул он кулаком по ручке трона. — Итак, я жду объяснений, герцог Шуазель! Почему бриллиантов «Питт» два?!
И один из них на груди у… — тут королевская ярость захлебнулась в новом приступе смеха, — у почетного дефлоратора!
Прибывший палач на цыпочках пробирался сквозь толпу, чтобы занять свое место у трона. Заметивший его Шуазель посерел и упал на колени.
— Я не виноват! Я не виноват! Я же ничего не присвоил! Не украл! Бриллиантов-то два! Вот если бы ни одного — тогда судите, казните! Да что два — у меня — вот! — плохо соображающий, что он делает, герцог вытащил из кармана штанов поддельный «Питт» и поднял над головой.
— Третий… — прокатился изумленный вздох по залу. Быстро прикинув, что сейчас в одном помещении одновременно находится бриллиантов на полтора миллиона ливров, самые стойкие дамы попадали в обмороки.
Стоять остались только глухие и дебильные, а также те, кого происходящим оглушило так, что они даже упасть не могли.
— А ну-ка… — поднялась со своего места маркиза де Помпадур, которая все это время хитро улыбалась.
Она встала, подошла к герцогу Шуазелю, взяла из его одеревенелой руки бриллиант, рассмотрела сквозь лорнет, а потом издала разочарованное:
— П-ф-ф! — и пошла обратно к своему месту, элегантно уронив «бриллиант» на пол.
— А-а-а-а… — вздохнула толпа.
Казалось, что «камень» падает нереально долго, а затем:
— Дз-з-зынь! — и во все стороны фонтаном разлетелись осколки.
— У-у-у-ух… — прокатился второй вздох.
— Так, мне это все надоело! — король забарабанил пальцами по ручке трона. — Палач!
— Я здесь, сир! — ответил молодецкий голос из-под красной маски. Опирающийся на свой топор гигант обернулся к Его Величеству.
— Казнить его, — коротко приказал король.
— Слушаюсь! — палач замахнулся на Шуазеля топором.
— Да не здесь! Паркет испортишь! — завопил Его Величество.
Но тут из-под герцога начала быстро растекаться большая лужа, характерного цвета и запаха. Ее ручейки быстро подползали к тронному возвышению.
— А, — махнул рукой Луи XV, брезгливо поджимая ноги, — теперь можно и здесь…
Палач снова замахнулся…
— Стойте! — закричала Вера Николаевна. — Вот! Моя брошь настоящая!
Она сорвала с себя украшение и бросилась на колени, правда, предусмотрительно выбрав место подальше от герцогской лужи.
— И моя! — Максимилиан сорвал свой бриллиант и тоже грохнулся на колени перед королем.
— И наша любовь! Разрешите нам вступить
Людовик XV, как любое должностное лицо, быстро сообразил, что к чему. Он встал, и начал прохаживаться туда-сюда зигзагами, постепенно приближаясь к коленопреклоненным. Подойдя вплотную, он обошел их кругом и повернулся к ним задом, заложив обе своих руки за спину, но не сцепил пальцы, а оставил ладони открытыми. Вера Николаевна удивленно посмотрела на своего избранника. Сразу видно, никогда никому не давала взяток. Максимилиан, однако, не растерялся, и не поворачиваясь, не глядя, аккуратно положил свой бриллиант в королевскую лапу. Мадам Савина, хотела было возмутиться, но граф де Полиньяк взглянул ей, что называется «не в глаза, а гораздо глубже» и она, издав томный вздох, положила и свои полмиллиона ливров в августейшую кисть.
Король, элегантно повернувшись к подданным лицом, зажал камни в кулаках и, естественным движением, положил руки в карманы. Затем в два прыжка снова оказался на троне.
Раздался шлепок. Это у кардинала Флери отвалилась челюсть.
— Ну-с, — нарушил молчание Людовик XV. — Раз вы так любите друг друга… Я даю согласие на ваш брак!
— Фу-у-ух, — прокатился облегченный вздох придворных, кто-то уже схватился за карандаш, чтобы успеть записать все произошедшее, пока не забыли.
— Однако наказать вас все-таки надо, — неожиданно повысил голос Его Величество.
— А-а-а! — придворные узнали ощущения от американских горок задолго до их появления.
Лицо Максимилиана де Полиньяка окаменело, он положил руку на эфес шпаги.
— Ну-ну… — король махнул на него платком. — Что вы обо мне думаете? Вот!
Его Величество, словно Василиса Премудрая, вытащил из рукава письмо.
— Вуаля! — придворные похлопали монарху, тот продолжил, — это письмо от матушки Екатерины, императрицы Всероссийской, она пишет… так-так, это не интересно… А, вот! «Дорогой Людовик, как ты знаешь, посланники твои при моем дворе никак не приживаются, то замерзнут спьяну, то фрейлин моих вашей болячкой дурной заразят, а последний вообще всяких гадостей про Россию написал в европейские журналы (родным его передай, чтобы не волновались и письмами нашу иностранную коллегию не третировали. Никуда он не пропал, просто мы его на каторгу сослали), так что сделай милость, пришли мне какого-нибудь непьющего и здорового, но только чтобы не урод», король поднял голову и подмигнул де Полиньяку, — ну и дальше туг опять не интересно. Так что давай, друг, собирайся! Назначаю тебя посланником в Россию!
Максимилиан попытался вспомнить, что он знает о России, но кроме водки, медведей и пикантных анекдотов про Екатерину ничего припомнить не мог.
— Соглашайся! — шепнула ему Вера Николаевна и для пущей убедительности двинула локтем под ребро.
— У! — граф де Полиньяк никак не ожидал такой силы и даже согнулся пополам.
— Мы рады, что ты согласен, — король захлопал в ладошки сам себе. Тут его взгляд упал на жмущегося к стенке Вольтера. — О! — король хлопнул себя по лбу, — и философа с собой забери! Пусть, — Луи чуть не захлебнулся от радости собственной находчивости, — просвещаются!