Разящая стрела амура
Шрифт:
— Чего-то не хватает, — пробормотал Фрагонар.
Мимо на бешеной скорости летел Буше, на ходу дописывая какой-то галантный этюд.
— Стой! — Фрагонар поймал коллегу в прыжке, схватив его за ноги.
— Тьфу! Дурак! — Буше сумел сделать немыслимый кульбит и удержать этюд наверху, не сделав «бутерброда» из незаконченной картины и мольберта.
— Иди сюда, — Фрагонар тащил собрата по «галантному несчастью» к своей картине. — Вот!
— Мама! — отпрыгнул назад Буше. — Что это?
— Это Венера Милосская, —
Буше вывернул шею, чтобы понять, под каким углом надлежит рассматривать картину, чтобы увидеть в ней Венеру.
— Ты уверен? — переспросил он у коллеги.
— Нет, — честно ответил тот. — Может быть, пририсовать веревочки?
— Зачем? — округлил глаза Буше.
— Ну… Можно назвать картину «Поломанная марионетка», мол, аллегория несчастной женской доли, игрушки в руках жестокосердного мужчины… промямлил Фрагонар.
— М-м-м, — Буше почесал челюсть, — тогда тебе за нее не заплатят. По кодексу придворной живописи такая картина не будет считаться галантной. Знаешь, что…
Если вот сюда пририсовать какого-нибудь хлыща, прячущегося за портьерой и целующего эту дамочку в щеку, а вот тут приоткрытую дверь салона, да в руку этой развратнице шаль, за которой она, якобы, вышла, чтобы навестить припрятанного на ночь любовника…
— «Поцелуй украдкой»! — выпалил Фрагонар. — Ты гений, Буше! Ты гений!
— Я знаю, — скромно потупил взор главный придворный художник, вытащил из-за уха кисточку и побежал дальше, дорисовывая маркизу Монтерей в «купальном» сюжете. Проще говоря, обнаженная маркиза сидит на краю своей ванной и, приоткрыв рот, о чем-то мечтает. Несложно догадаться о чем.
— Не пойму, зачем мне переться на этот бал?! — возмущалась Вера Николаевна.
Невидимые силы приподняли ее на полметра от пола и в таком состоянии вертели перед зеркалом, наводя «неземную красоту».
Невидимые руки натерли мадам Савину грязью, от которой кожа приобрела жемчужный блеск, затем одели в самое прекрасное, нежное белье из бледно-розового шелка. Невесомые нижние юбки были накрыты подолом изумительного небесно-голубого платья, которое невероятно шло к светлым кудрям Франсуазы де Пуатье, в чьем геле пребывала Вера Николаевна. Прямо на ней подол начали замысловато расшивать жемчугом и голубыми топазами. Стоимость его увеличивалась с каждым стежком.
Тем временем, другие невидимые работники трудились над лифом, на отделку которого потребовалось метра три удивительного «бисерного» кружева из речного жемчуга и слоновой кости.
— Затем, что ты должна встретиться там с мужчиной своей мечты, выйти за него замуж, развязать имеющийся у тебя кармический узел и предоставить мне возможность вернуться домой, — ответила потомственная ведьма.
— Лично я не верю, что из всей этой затеи получится что-то хорошее, ответила мадам Савина. —
— К сожалению, времени на предварительные амуры у нас нет, — ответила Ариадна Парисовна, возившаяся с каким-то странным титановым тиглем. Придется переходить сразу к сути вопроса: «Согласен, согласна, объявляю вас мужем и женой!». Ты знаешь, что он твой избранник, он знает, что ты избранница — чего зря время тянуть? Или ты хочешь справить золотой юбилей своей девственности?
Вера Николаевна задохнулась от возмущения, но не нашла что ответить.
— Все равно, вы же не можете дать стопроцентной гарантии, что все сложится удачно, — сказала она через минуту. — Если я не ошибаюсь, король собирается объявить меня своей официальной фавориткой на этом балу, и празднование моей помолвки с этим… м-м-м… нахалом, в планы Его Величества не входит!
— Есть такой вариант, — спокойно ответила потомственная ведьма, надевая сварочные очки и включая какой-то непонятный прибор, производивший лазерный луч. — Прямо из Версаля вы оба можете отправиться на Гревскую площадь, где вас благополучно казнят за измену родине.
— Что?! — мадам Савина побледнела. — Вы это серьезно?
— Конечно, — кивнула потомственная ведьма, опуская тигель в емкость с жидким азотом. — А ты что думала? Есть и другой вариант. Маркиза де Помпадур наймет людей, чтобы они закололи тебя еще на подъезде к дворцу, под видом ограбления. Тоже возможно.
— Ни черта себе! — Вера Николаевна несколько раз глубоко вздохнула, чтобы унять дрожь в коленях и позывы к мочеиспусканию.
— Но самое неприятное в том, что король вполне может сделать тебя своей любовницей насильно, а несчастного графа де Полиньяка, предназначенного тебе судьбой, отправить на Гревскую площадь в одиночестве, — потомственная ведьма вынула тигель из азота и сняла очки. — Ву-а-ля!
С этими словами Ариадна Парисовна открыла тигель и вытащила наружу… бриллиант «Питт»!
— Опустите ее пока, — скомандовала потомственная ведьма невидимым помощникам. — Не проявляйте никак своего присутствия, пока я не скажу «отомрите».
Помощники видимо согласились, потому что вся их бурная деятельность моментально прекратилась, а перед Верой Николаевной в недошитом платье невесть откуда появилась огромная, глухая ширма.
— Герцог! — позвала госпожа Эйфор-Коровина.
Лакей, услышавший ее вопль, бросился к кабинету его светлости, который уже два часа ожидал приглашения. Будучи в страшном волнении, Шуазель незаметно для себя самого выдул бутылку коньяка, отчего сделался, мягко говоря, неустойчивым.