Разящий клинок
Шрифт:
— Миледи, я здесь, чтобы помочь сэру Джону сопровождать караван. Вы, очевидно, заметили, что я немного знакома с герметизмом.
Гауз сверлила ее взглядом.
Амиция воспротивилась молчаливому приглашению продолжать.
— Ты из монастыря Софии? М-м? — спросила Гауз.
Амиция поморщилась от собственной глупости. Вызвавшись идти, она вообразила, что ей ничто не грозит. Она решила, что взглянет на его родителей и уяснит истоки его богоборчества. Во всем разберется ради его же пользы.
В
Гауз Мурьен облачалась в эфир не как в туман или плащ, она превращала его в пышный королевский наряд. Он был ее частью. Она жила в потенциальной силе.
Амиция почувствовала себя беззащитной.
— Я служу ордену Святого Фомы, — сказала она.
Гауз облизнула губы.
— В Лиссен Карак? — негромко спросила она.
Гауз была прекрасна. Амиция впервые видела такую красавицу. И ее инструменты оказались сложнее, чем воздух, тьма, огонь или свет.
— Да, — кивнула Амиция.
— Тогда ты, наверное, знакома с моим сыном? — снова осведомилась Гауз.
Она положила руку Амиции на плечо, и монахиня ощутила тепло. Она прогрелась до пупка, до кончиков пальцев.
Кольцо Амиции вспыхнуло. Гауз брызнула слюной, как разъяренная кошка, и отшатнулась, а Амиция восстановила власть над собственными телом и сознанием. И только после этого поняла, что Гауз подавляла ее. Искушала.
— Ведьма, — прошипела Гауз. — Это было не обязательно. — Она прищурилась. — Сказала бы: «Не твое дело» — и все.
В голове у Амиции царил кавардак. Кольцо спасло ее. Она сделала глубокий вдох, потом еще раз.
— Ты знаешь его! — улыбнулась Гауз. — О, иногда я задумываюсь: да существует ли Бог?
Амиция взяла себя в руки.
— Мадам, я выходила двух ваших сыновей, когда была послушницей. И оба они были джентльменами и славными рыцарями.
Ее голос был тверд, как скала, и она заготовила свою версию событий. Она закрепила ее в своем Дворце воспоминаний, а все остальное отправила в запертый ларчик, где держала Красного Рыцаря.
— Я гордая мать, поверила вымыслам, что Габриэль мертв. Что ты о нем знаешь? — спросила Гауз.
Амиция ответила:
— Мадам, он командовал крепостью, которую осаждали Дикие, а я была послушницей и служила в лечебнице. Дважды, когда его ранили, я применяла силы, чтобы его исцелить, и я же стояла рядом с вашим младшим сыном, сэром Гэвином, и видела его в бою. Он был ослепителен.
— Моя ключница говорит, что у тебя татуировки. Зачем они сестре великого ордена? — улыбнулась Гауз, как кошка при виде птички.
— Тогда у меня не было власти помешать другим навязать мне свою волю, — мягко ответила Амиция. — Теперь есть.
— Тебе приятно считать себя ровней мне, — сказала Гауз. — Я знаю, о чем ты грезила, — почти
— Не понимаю, зачем бы мне быть вам ровней. Если вы видели, о чем я грезила, то знаете и о том, как я с этим разобралась. Я вам не враг, мадам, но, если вы снова сунетесь в мою голову, я могу расценить это как нападение.
Гауз снова облизнулась.
— Ты влюблена в моего сына. — Она положила руку на грудь. — Это меня чрезвычайно интересует, женщина. Говори!
Амиция повторила реверанс.
— Миледи, я сестра ордена Святого Фомы и помолвлена только с Христом. Вы можете сколько угодно навязывать мне свою волю — я сочту это истязанием и ничем другим. Я восхищаюсь вашим сыном как хорошим рыцарем и замечательным человеком.
— Клянусь леди Тар! — воскликнула Гауз. — Мой Габриэль — не хороший рыцарь и не замечательный человек! Все это вранье для крестьян. Я выковала из него бога!
«Зря я сюда приехала».
Атмосфера напиталась могуществом Гауз, и желание высказаться давило на Амицию, как тяжелая кольчуга. Но она устояла. «Вся власть у Бога. Христос, не оставь меня. Дева, пребудь со мной сейчас и в час моей смерти».
— Кто тебе дал это кольцо? — внезапно спросила Гауз.
Амиция открыла рот, ее воля сломалась от неожиданного вопроса, но голос, раздавшийся сзади, безжалостно ее оборвал:
— Отвяжись от девушки. Христос распятый — ты наседаешь на нее, как на горничную, которая украла серебряную ложку! Сестра, не обращай внимания на эту старую каргу — ей нравится мучить хорошеньких женщин, а ты тут как тут.
Граф остановился на пороге и прислонился к косяку.
Амиция, попавшая в капкан, ощутила подлинный страх. Она была как косуля, очутившаяся между двумя великанами.
— Она не горничная, а колдунья неимоверной силы; секретов у нее больше, чем у Ричарда Планжере, и я считаю, что она лжет. Я бы не впустила ее к себе, но теперь, когда впустил кто-то другой, хочу в ней разобраться. — Гауз стояла, уперев руки в бока. — Ты не монахиня.
Амиция задохнулась.
— Не вам осуждать мои дела, — отрезала она.
— Ты на груди посмотри! — посоветовал граф, хлопнув себя по высокому, до бедра, голенищу. — Христос всемогущий — дыши поглубже, милая!
Амиция стояла прямо, как равная графу и королевской сестре.
— Можно мне удалиться? — спросила она. — Если вы позволите, я предпочту быть с прислугой.
Она поднырнула под руку графа и спустилась в большой зал. Никто не сказал ей ни слова.
С помощью слуг она добралась до комнаты сэра Джона. Старый рыцарь лежал под балдахином с тяжелыми занавесями. Он бодрствовал, румянец на щеках восстановился, а оруженосец читал ему книгу о кавалерии. Юноша встал, но Амиция махнула, чтобы сел.