Разящий меч
Шрифт:
Они сумели прорвать линию, но тотчас в бой вступила резервная бригада, стремясь закрыть брешь. Первая и вторая линии поменялись местами. Между тем мерки уже затаскивали пушки на железнодорожное полотно и разворачивали их в сторону поезда.
— Двигайтесь, двигайтесь! — прозвучала команда Ганса.
Он подъехал к одному из полковых знамен с восточной стороны каре.
— Солдаты Седьмого Новродского, нам надо захватить эти пушки! — Ганс карабином указал вперед.
Он оглянулся. Дыра, проделанная мерками в обороне, была закрыта, но почти
— Сигнал!
Тамука довольно усмехнулся, глядя на командира батареи, который склонился перед ним в поклоне, а затем вновь вернулся к своим пушкам.
— Двойной картечью заряжай!
Мерки торопливо зарядили пушки и приготовились стрелять в скот, который шел на них.
«Сейчас они увидят, как мы сумеем им ответить», — подумал он с улыбкой.
Квадрат продвигался вперед. «Все, что нам нужно, — это прорваться сквозь строй пушек до того, как их зарядят. Всего сотня ярдов, — думал Ганс. — Сотня ярдов, и мы дома». Тридцать секунд — он видел, как, зарядив орудия, мерки отступили в сторону.
Пятьдесят ярдов… Батареи перед ним замерли в ожидании. Он знал, конечно, что сейчас будет. Но все равно:
— Домой, парни! На той стороне уже дом! — крикнул он.
Тридцать пушек ударили разом. В людей, стоящих всего в тридцати ярдах, вонзились шесть тысяч чугунных шариков.
Рыча от бессильного гнева, Пэт смотрел, не отводя взгляда. Похоже, все солдаты восточной части квадрата были убиты. Каре остановилось, словно наткнувшись на невидимую стену.
Выстрелили пушки, нацеленные в их сторону. Линия стрелков перед ним таяла, исчезала, тела солдат взлетали в воздух. Внезапно раздался взрыв, и Пэта окутал пар. Один из снарядов разнес котел паровоза.
Пэт стоял молча, не в силах сдвинуться с места.
— Стройтесь, черт возьми, стройтесь!
Он еще почему-то держался на ногах. Рядом были какие-то люди. Мальчишка-знаменосец. По его щекам катятся слезы, но он по-прежнему размахивает флагом над головой.
— Вперед! — крикнул Ганс.
Уцелевшие солдаты, оправившись от шока, стали подниматься и снова двинулись вперед.
Гансу казалось, что он смотрит кошмарный сон и никак не может проснуться. Пушки продолжали стрелять, картечь буквально сметала его солдат.
Он оглянулся. Люди отпрянули в центр квадрата, вся восточная сторона каре исчезла. Резерв тоже пострадал. Оставшиеся три бригады пытались построиться.
— Вперед! — выкрикнул Ганс. — Нельзя останавливаться!
Он поднял знамя и побежал вперед.
Взрывная волна подняла его в воздух, словно сухой лист, и швырнула оземь. Ноги мгновенно онемели. Его стали поднимать.
— Оставьте меня! — Он отпихивал эти дружеские руки, но люди не хотели отпускать его. Солдаты столпились вокруг, прикрывая его от пуль и картечи. Наконец ему удалось выпрямиться.
— Вы ранены, сэр.
Не
«Как раз в то место, куда попал снайпер мятежников», — отстранено подумал он.
К нему подвели лошадь, и Ганс взобрался в седло, застонав от боли.
Квадрат теперь двигался быстрее. Мерки снова прорвали линию, земля была усыпана телами. Раненые кричали от боли, но пытались встать в строй, пони-
мая, что это их единственная надежда на спасение. Артиллерия мерков продолжала вести смертоносный огонь. Вокруг него оставалась лишь крохотная горстка людей — остаток резерва, оставшиеся в живых после артобстрела и кавалерийских атак мерков. Офицеры выбивались из сил, пытаясь построить людей в каре.
А над полем раздавался рев нарг.
Неожиданно обстрел прекратился. Из толпы мерков вперед вырвался всадник, размахивающий белым флагом.
— Прекратить огонь! — приказал Ганс. Всадник подъехал ближе.
— Мой кар-карт предлагает вам сдаться. Вы не попадете на пиршественный стол, но до конца жизни останетесь пленниками.
Ганс посмотрел на суровые лица людей, окружавших полковые знамена. Это было все, что осталось от пятнадцати полков. Люди смотрели на него выжидательно. Он улыбнулся и сплюнул табак на землю.
— А пошли бы вы… — четко произнес он, и дружный вопль одобрения раздался за его спиной.
Парламентер недовольно фыркнул, повернул лошадь и ускакал.
— Это слова командира французской гвардии при Ватерлоо.
Ганс взглянул вниз, возле него стоял Инграо. По его лицу струилась кровь, но он улыбался.
— Не мог удержаться, — вздохнул Галс.
— Все-таки и в тебе есть нечто романтическое.
— Не оскорбляй меня.
Он достал из кармана крохотную плитку табака — все, что осталось, — откусил половину и вторую отдал Инграо.
Чарли, поблагодарив кивком, взял табак.
— До встречи в аду, — сказал он и отправился к четырехфунтовой пушке, которая еще оставалась в центре каре. — «Я видел дни славы…» — запел кто-то. Солдаты подхватили знакомые слова, их голоса далеко разнеслись по равнине. Они заряжали мушкеты, примыкали штыки. Все понимали, что это их последний бой.
Он перезарядил карабин и упер приклад в колено, не обращая внимания на красное пятно, растекавшееся по брюкам.
Легкий ветерок развевал полковые знамена. Воздух стал чище после дождя.
Ему казалось, что он где-то в другом месте. «Это не Антьетам», — сказал он себе. Он вспомнил, как перед ним стоял молоденький офицер, стоял и смотрел на него испуганными глазами. Ганс сумел научить его, он наблюдал, как тот командует сначала полком, а потом и всей армией. Теперь он отвечает за весь этот мир.
Сын, которого у него никогда не было и которого он обрел в Эндрю. Этого вполне достаточно, чтобы умереть спокойно.
— Да хранит тебя Господь, сынок. Снова взвыли нарги.
— Забирай отсюда людей! — орал Пэт. — К другому поезду!