Разящий меч
Шрифт:
Григорий посмотрел на Пэта и вновь перевел взгляд на долину, где разыгрывалась трагедия. Черт побери, Григорий, забери их!
Офицер повернулся и присоединился к отступающей пехоте.
Римляне отступали, отстреливаясь. Многие открыто плакали.
До холма, на котором застрял их поезд, доносилась песня последних солдат Ганса. Пэт слушал, и по щекам его катились слезы.
Ударили пушки мерков, послышались крики, но песня продолжала звучать.
— «Слава, слава…»
Мерки рванули вперед. Слабый голос выводил последний
Прозвенел колокол, и поезд подъехал к станции.
Эндрю чувствовал себя одиноким как никогда. Пустые поезда, прибывшие с линии Потомака, были достаточно красноречивы, но он хотел услышать рассказ.
В последнем поезде сидела римская пехота. У многих были раны, обмотанные тряпками, на их лицах можно было прочесть весть о поражении.
Поезд свистнул и остановился. Пэт спустился из кабины паровоза.
Эндрю пошел навстречу ему. Пэт двигался так, словно на плечи ему взвалили непосильную ношу.
— Ганс погиб, — произнес он безжизненно.
Эндрю отвернулся. Господи, как ему хотелось броситься на землю и с воем кататься по ней, колотя кулаками, как бы он хотел спрятаться в самый дальний и темный угол, чтобы никто его не видел и не трогал. Но он не мог. Не сейчас.
Ганс был рядом, когда они стояли под Геттисбергом, когда он смотрел на тело своего единственного брата.
— Не сейчас, — сказал он тогда. — Ты поплачешь завтра. А сейчас нельзя.
«Ганс умер. Он был рядом со мной шесть лет, он научил меня всему, он был той силой, что помогала мне. А теперь его нет».
Эндрю повернулся к Пэту.
— Мы были так близко, — простонал Пэт, — так близко.
— А три бригады?
— Никого не осталось. Они построились в каре, а их расстреляли из пушек.
— Инграо, Андерсон, Эстерлид, Василий Александрович?
Пэт покачал головой. Эндрю стоял застыв.
— Господи Иисусе, ты бы их видел, — со вздохом выдавил Пэт. — Они стояли и пели до самого конца. Ганс посередине, а вокруг флаги и штандарты. Могу поклясться, что он жевал свой проклятый табак и ругался. Боже, прости меня. Я был там, но не мог их спасти.
Он шагнул вперед и положил руки ка плечи Эндрю. Тело его содрогалось от рыданий.
«Ганс умер», — с тупой настойчивостью стучало у Эндрю в висках. Почему-то ему всегда казалось, что его учитель вечен. Он слышал сотни имен, после которых звучало: «Погиб». Но Ганс… Никогда, никогда он не думал о возможности такого кошмара.
Ганс ушел навсегда.
— У тебя нет табака? — спросил Эндрю шепотом.
Пэт кивнул. Он достал из кармана носовой платок и громко высморкался. Потом вынул плитку табака и протянул Эндрю. Тот взял и откусил кусок.
— Они быстро продвигаются, — сказал Пэт. Он чувствовал, что должен рассказать о мерках. — К ночи они уже будут здесь, а
— Сейчас уже за Нейпером.
Пэт кивнул, но видно было, что его занимают совсем другие мысли.
— Нам еще надо сражаться. Война не закончена, — произнес Эндрю и, положив руку на плечо Пэта, пошел вместе с ним к поезду. Позади полыхала подожженная станция.
Глава 7
— Подрывай!
Майна поднес факел к запальному шнуру и молча глядел, как по насыпанному на земле пороху к мосту сбегает цепочка огня. Несколько секунд спустя в воздух взлетели бревна и рельсы — почти месяц работы был уничтожен.
Мост через Нейпер рухнул в реку, поднялась волна, которая затопила берег и прорвала запруду на мельнице, стоявшей ниже по течению. Вода хлынула через пробоину.
Майна отбросил факел в сторону и подошел к Эндрю.
— Пришлось сделать это самому, — сказал тихо Джон.
Эндрю лишь кивнул и последовал за ним к вагону.
Он кинул быстрый взгляд на стул в углу, возле которого стояла медная плевательница. Откашлявшись, он прошел на свое место во главе стола.
— Каковы наши потерн? — спросил Калин.
— Восемьсот убитых и раненых в Первом корпусе, триста — во Втором, — отозвался Эндрю, заглядывая в рапорт. Он помолчал минуту. — Первая дивизия Третьего корпуса, а также половина Второго и Третьего выбыли из строя.
Калин откинулся на спинку стула и уставился в потолок.
— Десять тысяч человек. Эндрю кивнул. — И почти все оружие, кроме того, что они все-таки вынесли с поля боя, — шестьдесят пушек, полмиллиона патронов, палатки и продовольствие, — продолжил Джон.
— И Ганс, — мягко добавил Пэт. — И еще двадцать пять парней из Тридцать пятого полка и Сорок четвертой батареи.
Джон покачал головой.
— Я знаю, — прошептал он. — Но это не мое дело — докладывать о людских потерях. Я занимаюсь оружием, оборудованием.
Калин успокаивающе поднял руку.
— И что теперь? Все молчали.
— Я спрашиваю, что теперь? — гаркнул Калин, выведя Эндрю из состояния мрачной задумчивости.
Тот снова посмотрел на пустующий стул, словно там сидел кто-то, оценивающий его, готовый безмолвно упрекнуть, если он, Эндрю, даст волю чувствам, покажет свою растерянность, особенно сейчас.
— Мы будем сражаться дальше, — холодно ответил он.
— Прости, если я излишне пессимистичен, Эндрю, — раздался голос Джона, — но за последние три дня мы потеряли около двадцати процентов личного состава. Причем это были самые лучшие войска, самые подготовленные. План заключался в том, что до середины лета мы не будем сражаться на Нейпере и что к этому моменту у нас будет три корпуса обученных солдат. Мы собирались проложить железную дорогу дальше и укрепить берега реки по всей длине от Внутреннего моря до верховьев.