Разыскивается
Шрифт:
Агранович поднялся из-за стола и заходил по кабинету.
Серьезно и прямо спросил Репрынцева:
– Расскажите мне, Федор Ефимович, что она наделала. Прошу вас.
Федор Ефимович выполнил просьбу. Агранович был подавлен.
– Теперь я все понимаю. И выводы, разумеется… Что вы намерены делать?
– В каком смысле?
– Со мной.
– Ничего. Я обязан написать рапорт,
– Мне, вероятно, не поздоровится… – мрачно заключил Агранович. – Ну да ладно. Оба замолчали.
– Когда последний раз вы видели Катышеву? – спросил Федор Ефимович.
– Немногим более года назад. Ока приезжала
– И не написала?
– Нет. Она никогда не писала. Послушайте, Федор Ефимович… Мне позволительно попытаться как-то помочь вам? Я не уверен, конечно.
– Что вы хотели?
– Например, позвонить по старым адресам. У меня есть люди в Усть-Каменогорске, Целинограде, Караганде, Темиртау, в Экибастузе, в Павлодаре…
– Это она везде?!
– Да, со мной… – сказал Агранович устало, – Вы не все знаете, как видите. Если меня начнут воспитывать в связи с этим, то… Эх! – Он махнул рукой. – Так могу я позвонить? Может, появлялась где-нибудь?
– Попробуйте. Сколько вам потребуется времени? – спросил Федор Ефимович.
– Успею до вечера. Придется еще раз использовать служебное положение, – мрачно пошутил Агранович. – Велю заказать по срочному.
– Тогда до завтра, – поднялся Федор Ефимович.
– Я в вашем распоряжении, – откликнулся Агранович.
Проводив Репрынцева, Агранович вернулся за стол. Руки его бессильно легли на стекло. Взгляд потух. Уверенность и бодрость были израсходованы. Сейчас он выглядел гораздо старше своих лет.
– Ну-с, уважаемый Арон Яковлевич… – вдруг обратился к себе вслух. – Ну-с, старый дурак, берите трубку… – И потянулся к телефону.
…А Федор Ефимович поехал к Рогачевой.
На этот раз она встретила его как старого знакомого, даже пошутила:
– Опять на старое место?
– Необязательно, – ответил он. – Давайте вон за тот столик в углу, на котором много журналов. Побеседуем.
Когда уселись, она протянула ему бумажку:
– Вот адрес Бориса. Но ему два года.
– А мне уже не нужно. Я знаю: он переехал в Бийск.
– В Бийск? С чего это?
– Перевелся… А я был у Аграновича, – сообщил он Рогачевой.
– И?
– Умный товарищ. Солидный. И знаете, встретил лучше, чем я ожидал: разговор-то, сами понимаете… Скажите, Тамара Николаевна, вы знаете о том, что Катышева около года назад приезжала сюда? Неужели, не зашла к вам?
– Впервые слышу. Честное слово.
– С Аграновичем виделась. А потом уехала в Барнаул и не вернулась, хотя обещала.
– Значит, к Борису ездила. Можете не сомневаться.
– Послушайте, Тамара Николаевна. А если бы я попросил вас написать Борису?
– В Бийск? Я же адреса не знаю.
– Я знаю, хотя писать нужно по старому, в Барнаул. И спросить, что он знает о Катышевой. Как вы думаете, он ответил бы вам?
– Вообще-то он парень честный.
– А вы бы его ответ переслали мне в Свердловск. Конечно, если он знает что-нибудь. Она колебалась.
– Тамара Николаевна, я знаю: у вас свои взгляды на жизнь. Но ваша бывшая подруга стала преступницей, опасной для людей, понимаете?!
– А вдруг Борис догадается?
– Давайте попробуем
– Пожалуйста… – Она приняла от него лист бумаги. – Ну?..
– Пишите, пишите. Я только подсказать могу.
Письмо, по мнению Федора Ефимовича, вышло довольно сносное:
«Дорогой Борис! – писала Тамара. – Случайно попало в руки твое последнее письмо. Подумать только, два года прошло. Как ты там, что нового в твоей жизни, почему не пишешь? Видно, взял пример с Шуры. Она тоже исчезла и за эти годы не удосужилась дать знать о себе. Вот так. У меня все по-прежнему: семья, сын растет, работаю там же. Ты все-таки черкни, нехорошо забывать старых знакомых. Тамара».
– Но как оно дойдет? – передавая конверт Репрынцеву, спросила она.
– Вы еще не знаете, как хорошо может работать наша почта. Я позабочусь сам. Дойдет.
И Федор Ефимович хитро подмигнул.
Наутро он побывал у Аграновича. Ничего утешительного тот ему не сообщил.
По старым адресам Катышева не появлялась.
Федор Ефимович Репрынцев возвращался в Свердловск.
Свердловский отдел уголовного розыска не скучал без новых сообщений.
Одна из первых телеграмм, которую передали Федору Ефимовичу, пришла из Целиноградской области. В Балакшинскую милицию по плакату обратился только что прибывший из командировки шофер Лукьянов, ездивший получать с авторемонтного завода машину ГАЗ-51. В селе Георгиевка Курдайского района к нему в кабину напросилась женщина. Она была взволнована и говорила, что ей срочно нужно в Алма-Ату, а дальше – в Талды-Курган. Неподалеку от станции Атар машина Лукьянова сломалась. Тогда женщина пересела в нагнавший их рейсовый автобус Фрунзе – Алма-Ата.
Позднее увидел ее фотографию на плакате.
Из Ягодинского райотдела милиции Магаданской области пришло сообщение, в котором Катышева опознавалась работницей областной туберкулезной больницы.
Будучи в командировке: в городе Усть-Нера, эта работница столкнулась с Катышевой в гостинице. Она назвалась тогда Лейлой, эстонкой, хотя говорила без акцента. По собственному рассказу, приехала с материка после развода с мужем, думает устроиться на работу на Крайнем Севере.
Но… о появлении Катышевой сразу сообщали из-под Магадана, из Волынской области, из Уфы, из Курска, из Львова и Ужгорода, из Николаева и Куйбышева, из Иваново и Красноярска.
Все это было не то.
Наконец Федор Ефимович получил письмо от Рогачевой. В конверте лежала записка: «Федор Ефимович, выполняю вашу просьбу. Посылаю письмо Бориса. Судите обо всем сами. Желаю всего лучшего. Овчинникова».
Письмо Бориса было довольно пространным, но главное заключалось в нескольких строчках:
«…Шура, как всегда, оказалась человеком необязательным. Год назад она приезжала ко мне в Барнаул. Жаловалась, что устала мотаться. Хотела бы где-то прочно обосноваться. Просила не забывать о ней. И уехала. Через полгода подала голос из Кемерово. Надумала поселиться в Бийске. Сообщила, что уже ездила туда и купила там дом. Вскоре мне предложили перевод в Бийск. Подумал, что пока сам нигде не зацепился, можно и поездить. Приехав, пытался найти Шуру. Но, увы! Наверное, опять похвасталась. Никаких следов ее в адресном столе не обнаружил…