Реальность 7.11
Шрифт:
Выслушивая эту мрачную повесть, я уже предвидел финал, свидетелями которого пару месяцев назад оказались мы с эмпатом. Я о катастрофе с Куполом-1, в которой семья Серебряковых тоже сыграла роковую роль. В этом событии вновь столкнулись три ключевые фигуры: Лидия, одержимая голодом и холодной, нечеловеческой яростью, Рем, пробравшийся на Фабрику ради «спасения» матери, и Афидман. Мотивы последнего никого не заботили, но именно он запустил это странное, незавершённое Изменение Реальности, стёршее с лица земли половину несущих конструкций Купола. И зубодробительный скрежет, и слаженный вопль Хора, который донёсся до нас, пока мы стояли на мосту, — всё это были отголоски общего катаклизма. Здание, лишённое внутренних
«Воистину, — сказала Уло после продолжительного молчания, — семейство Серебряковых доставляло мне одни неприятности».
Но Лидию всё же похоронили как полагается, со всеми почестями, которые причитались ей как наследнице древнего рода. У оговодов имелось собственное кладбище — прямо внутри Купола-3. Вот куда мы, оказывается, угодили.
Клон Карбона, катя перед собой коляску с утомлённой Мистрис, привёл нас в оранжерею. Вопреки ожиданиям, там не было ни слишком влажно, ни чересчур жарко. Растения, посаженные на приличном расстоянии друг от друга, почти не отбрасывали теней. Конечно, виной тому — искусственные источники света; но, задрав голову, я разглядел в вышине стеклянный пятачок неба. Это место не могло похвастаться тропическим буйством красок или пышностью цветущих клумб — скорее, оно намекало на слегка запущенный сельский сад. Каменные доски надгробий естественно смотрелись в его обрамлении.
К могиле Лидии мы подошли все вместе, но вскоре я и Уло отодвинулись в сторону, предоставив Гелии право побыть с покойницей наедине. Очевидно, она делала это не только за себя, но и за Риту Риомишвард. Иттрий неуклюже потоптался рядом с пестроволосой и, пробормотав что-то насчёт букета, удалился на поиски цветов.
— Скажите мне ещё одну вещь, — попросил я старушку, — если серия АКН — это Ритины клоны, а серия АКС — клоны Карбона, то Афидман и все остальные белые оги — это клоны Спящего?
— Да, — кивнула она. — Теперь всё сходится, верно? Только они могут создавать биоткань, и только их продукция служит пропуском в Башню. Спящий реагирует на биоткань как на свою плоть и кровь.
Я не сразу осознал, в чём загвоздка. А когда понял, сказал:
— Вход в Башню охраняет Спящий?
— Ну, не совсем так. — Мистрис немного оживилась. — Автохтон потому и назван был Спящим, что он крепко спит. Возможно, Гиазу удалось разбудить его своими безумными экспериментами. Но — только на одно мгновение. Подозреваю, что именно тогда Спящий и создал этот замкнутый круг. Эту карусель, на которой все мы вертимся…
— И один её оборот равен пяти годам, — подхватил я.
— Метафора карусели… — не глядя на меня, пробормотала хозяйка Фабрики. С высоты своего роста я видел лишь её седую макушку и одно маленькое сморщенное ухо, в котором равномерно покачивалась золотая серёжка. Некстати я вспомнил, что Рита упоминала про серьги, пленившие её мужа. Неужели Уло так и носит их в память о том человеке? Возможно, когда-то, давным-давно, он сделал ей комплимент: сказал, например, что эти серёжки ей очень идут. Или что там говорят мужчины, когда им нравится женщина? А может быть, это его подарок — единственный материальный предмет, запечатлевший историю их отношений…
— Метафора карусели, — повторила она. — Неплохо описывает то, что творится с миром. Карусель вращается вокруг своей оси. В нашем случае — вокруг Башни. Непрерывное вращение обеспечивает Святая Машина. Спящий не следит за процессом, он лишь
Её кресло совершило изящный разворот, и мы опять, как в самом начале разговора, взглянули в глаза друг другу.
— Теперь ты понимаешь, — улыбаясь, закончила хозяйка Фабрики, — что не в моих силах затормозить вращение? Всё, что мне удалось, — это сделать его более плавным, менее болезненным. Когда-то давно я желала смерти Гиазу. Но вот Гиаз мёртв, а его луна-парк продолжает работать. И все несогласные безжалостно сброшены с карусели.
— Но некоторые остались и продолжают бороться, — возразил я. — Оксиды, например. Или один мой знакомый авгур. Это он подсказал мне явиться на Фабрику.
— Авгуры всегда ставят на будущее, — понимающе откликнулась Мистрис. — Что он тебе велел?
— Не расставаться с Афидманом.
Кладбища оказывают на зрителя загадочное, даже мистическое воздействие: мне, например, захотелось быть с ней честным. Поэтому меня слегка покоробил её протяжный смешок.
— Да, это хороший ход, — угомонившись, сказала она. — Тут тебе и священное безумие, и тонкий расчёт… Но больше всего на свете я ненавижу плясать под чужую дудку. Задам тебе всего один интимный вопрос: что такое для тебя Афидман?
— Друг, — отозвался я. — Так бы я ответил совсем недавно. Проблема в том, что я ещё не сделал ничего, чтобы заслужить этот титул. Я больше навредил ему, чем помог. И хочу это исправить.
Уло в раздумье покачала головой.
— Необычный ты человек, Алекс Бор… Я бы сказала, в тебе есть что-то от ога.
— Я не любитель спать на полу.
Она усмехнулась почти по-доброму.
— Назначаю тебя делегатом от Фабрики. Твоя задача — оберегать моего Второго Протагониста. Его я отправлю за Афидманом. Вы должны вернуться все трое, целые и невредимые, прежде чем нагрянет Глобальное Изменение… Как тебе такая диспозиция?
— Сойдёт.
Глядя на меня снизу вверх, Уло иронически щурилась. Золотые серёжки, как два маленьких маятника, покачивались возле увядших щёк. В юности она, вероятно, была задорной девчонкой. Напутствие, которым она наградила меня на прощанье, не отличалось конкретикой, но я продолжал мысленно твердить его и после того, как наша машина въехала на территорию города.
— Самое главное, — сказала она, — не упади с карусели.
Алекс Бор. Во власти центробожных сил
Время, как огромный змей, готовилось сбросить кожу. Покинув Фабрику с её застывшим укладом жизни, я вдруг остро это почувствовал. Может быть, из-за того, что руки мои покоились на руле, а нога жала на педаль газа. Получив водительское место, я восстановил пошатнувшуюся уверенность в том, что являюсь не простым наблюдателем событий, а их активным участником.
Ог за спиной фыркнул так, словно его раздражала цепь моих рассуждений. Он был наглядной иллюстрацией к будущему Афидмана. Беловолосый — но волосы жёсткой копной закрывают уши и щёки. Тонкокостный, но неожиданно высокий, каланча среди низкорослых огов. Нос у него был длинный, как у какой-то охотничьей собаки, глаза — намного темнее, чем у Афидмана: в коричневом чае плавают золотистые искорки. Он был облачён в добротный коричневый костюм, и это тоже казалось необычным: я привык, что оги серии АКУ не расстаются со своей биотканью. На левом запястье у него красовались дорогие часы, время от времени он поглядывал на них, недовольно хмурясь и моргая. Большую часть нашей совместной поездки мы провели в тишине; я вёл машину и разглядывал его в зеркальце заднего вида, он — сверялся с часами и неприветливо изучал мой затылок. Кажется, я ему не нравился. И эта его мимика тоже была нетипичной для ога.