Реальность 7.11
Шрифт:
— Ужасно за тебя рад, — пробормотал я. Его нервное возбуждение казалось мне неестественным.
— Никогда не ври авгуру, даже из вежливости, — засмеялся Эд. — Тебя сейчас гложет озабоченность. Как и что ты будешь делать, когда…
Тут он осёкся и придержал меня за локоть.
— Погоди-ка.
Я молча повиновался. Риомишвард постоял с минуту, прислушиваясь, а затем проворно потащил меня прочь с путей на железнодорожную насыпь.
— Надо спрятаться. Вон туда, за те кустики…
Спеша за ним, я едва сдерживал вопрос, вертевшийся на кончике языка. Но Эд, на
— Наблюдай за рельсами, только аккуратно, — прошептал он. — Не высовываясь.
К тому моменту я уже различал далёкий низкий гул или вой — он доносился со стороны оставленного нами города и, ввинчиваясь в воздух, вызывал слабое, но неприятное сотрясение во рту. Мне казалось, что источник шума ещё далеко, но окружённый им человек возник на рельсах практически сразу. Даже не возник, а пронёсся мимо; скользнул легко и стремительно, как тень огромной птицы. Корпус его был слегка наклонён вперёд, как у конькобежца, а в руках он держал длинную палку. Вот и всё, что я успел заметить. Особенно поражала лёгкость его движения. Он как будто едва касался своей опоры. Что служило источником гула и воздушных вибраций, мне понять не удалось.
Авгур, очевидно, воспринял гораздо больше. Когда неизвестный скрылся из виду и когда затих издаваемый им звук, Эдвард пробормотал себе под нос:
— Смесь Феромы и Висоты. Оригинально… — И добавил, неодобрительно качая головой: — Но слишком уж откровенно, слишком.
— Кто это был? — поинтересовался я.
— Патрульный Оксидов. Похоже, они пытаются контролировать ближние подступы к городу. Вот так сюрприз! Что-то явно изменилось за эти годы…
Это неожиданное открытие его, похоже, расстроило. Во всяком случае, от былой эйфории не осталось и следа. Когда мы вернулись на рельсы, я не удержался от вопроса:
— Почему ты не вышел к этому патрульному? Ведь ты за Оксидов.
Эдвард грустно усмехнулся.
— Я-то за Оксидов, да только они об этом не знают. А с простреленной головой я уже вряд ли что-либо объясню…
Мы помолчали, восстанавливая прежний ритм движения и дыхания. Потом Эд заговорил снова.
— Это я тебя сбил с толку своими рассказами. Создал вокруг Оксидов этакий романтический ореол — как же, борцы с Церковью, одинокие, но несгибаемые! Ведь так?
— Так, наверное.
— Я всё время забываю, как ты ещё молод. В твоём возрасте протест сладок, а увлечения неизбежны… Не возражай, пожалуйста, — сказал он, упреждая мой следующий жест. — Я знаю, что ты хочешь сказать.
— Что если выбирать между тобой и Кобольдом… — отозвался я.
— Ну, разумеется, я бы тоже выбрал себя, — улыбнулся авгур. — Речь не об этом. В юности романтика прёт отовсюду. И скрадывает ужасы реальности. Но тут… тут война, тихая и неприметная — и оттого ещё более жестокая. На войне быстро тупеют, знаешь ли.
— К чему ты клонишь, Эд? — не выдержал я. — В ЗоНеРе, что ли, тоже Оксиды?
— Убежища у них там нет, если ты об этом. Но место назначения у этого патрульного явно то же, что у тебя… — Риомишвард, очевидно, испытывал
— Почему? — прямо спросил я. — Неужели они опаснее, чем Рем?
— Смотря откуда смотреть, — откликнулся он. — Я уловил твою мысль. Ты действительно мог бы сделать их своими союзниками. Но для ога это замкнутый круг. Что у Оксидов, что там, — он мотнул головой в сторону города, — ему на роду написано быть пешкой в чужой игре. Кажется, ещё не так давно ты восставал против этого?
— Да, восставал, — с горечью согласился я. — Пока меня самого не затянуло в это болото. В последнее время я только и делал, что действовал по чьей-то указке. Неужели сейчас я свободен? Я иду не знаю куда, не знаю зачем — чтобы спасти ога, по-вашему? Нет, чтобы только вырваться из этой западни!
Увлечённые спором, мы двигались всё медленнее, наконец, совсем остановились. К финалу своей тирады я уже почти кричал. Авгур смотрел понимающе и сочувственно.
— Тш-ш-ш, — негромко сказал он. — Бедный Алекс, тебе давно хотелось выговориться. Ну, вот ты и выговорился. Теперь тебе полегчает, успокойся. И вообще… — он осмотрелся по сторонам, — давай-ка сделаем небольшой привал.
— Да не надо уже, — хмуро отозвался я. — Если ты боишься, что я снова начну орать…
— Нет, просто хочу отдохнуть. Пять минут, не больше… — Он произнёс это с лёгким придыханием, словно вдруг запыхался. Когда мы присели на ближний рельс, я внимательнее вгляделся в его профиль — он показался мне каким-то болезненным. Может быть, сыграло роль непривычное освещение. Небо по-прежнему было затянуто облачной пеленой, но вездесущая, на всём лежащая тень Таблицы была уже смыта, оттеснена прочь рассеянным бледным светом. Эдвард внезапно заговорил о другом:
— Я не любитель давать советы, но всё-таки рискну дать один, который здорово сэкономит тебе силы и нервы. Если тебе покажется, что ты не один, в том смысле, что ты — часть какой-то общности, группы, идеи, вспомни, что это самообман. Но если тебе, человеческой единице, станет очень плохо и одиноко, то лучше вспомни другое. Ты не один. Это величайший парадокс нашей с тобой жизни. Человек никогда не остаётся один. Он находится в постоянном диалоге — с миром, с другими людьми, а то и с самим собой. С теми сущностями, которые сидят у него внутри. Посреди такого шума путаница неизбежна. И чем больше открыто человеку, тем сильнее неразбериха. Многие на этом ломались. Но единственный способ разобраться — это двигаться дальше. А уж тебе, носителю Биоты, все карты в руки…
— Поэтому ты меня и выбрал?
— Как сказать — выбрал… Я клюнул на Афидмана, а он выбрал тебя. И вовсе не за те добродетели, которые ты сам в себе ценишь. Не за гуманизм, а за нечто прямо противоположное.
— За что?
— Ну-у, это трудно сформулировать так, чтобы ты проникся в должной степени.
— Но попробовать-то можно?
— Ладно, я попытаюсь… — Он потёр зажмуренные глаза пальцами и после сосредоточенной паузы выдохнул:
— Тхещь.
— Что? — не понял я.