Ребе едет в отпуск

Кемельман Гарри

Зазвонил телефон, Мириам поспешила снять трубку.

— Дэвид, это из Нью-Йорка. Кажется, твоя мать. Поговоришь с другого аппарата?

Ребе извинился и поспешно вышел. Мириам сказала в трубку:

— Здравствуйте, мама. Все в порядке?.. Да, у нас все хорошо…Да, у Джонатана тоже… Да, Дэвид здесь, он сейчас подойдет. — Она услышала щелчок — муж взял другую трубку — и сказала: — Я прощаюсь, мама, у нас гости.

Извинившись перед Марти Дрекслером, она заметила:

— Муж — раввин в общине Барнардз Кроссинг шесть лет, мистер Дрекслер, и все это

время у него не было отпуска, только случайные выходные. Он устал и переутомился. Ему нужно отвлечься и подумать. Думаете, мне легко сняться с места, уехать на три месяца и жить на сбережения? Вы правы, дома распоряжаюсь я. Я беспокоюсь о расходах, а эта поездка обойдется недешево — одна дорога чего стоит.

— Вы планируете путешествие?

— Мы едем в Израиль — в Иерусалим.

— Ох, миссис Смолл, послушайте, тогда я понимаю — он ведь раввин и должен посетить святые места. Полагаю, он один из всей общины там еще не был. Но дело в том, что Дон Джекобсон из совета занимается туризмом. Думаю, он мог бы придумать что-то вроде трехнедельного тура, ваш муж поехал бы гидом, и это не стоило бы ни цента. Я поговорю с Доном.

Пока он говорил, в комнату вернулся ребе и сообщил Мириам:

— Ничего серьезного.

Потом повернулся к Дрекслеру.

— Очень любезно с вашей стороны пытаться нам помочь, но в Иерусалим мы собираемся не как туристы, а чтобы жить там.

— В одном Иерусалиме — целых три месяца? И вы не собираетесь поездить по Израилю? Почему?

Ребе хмыкнул.

— Вас это может не убедить, мистер Дрекслер, но постараюсь объяснить. Пасха — наш главный праздник. Мы отмечаем ее не только церковной службой, но и специальным ритуалом, чтобы урок ее — та философия, на которой основана наша религия — навеки запечатлелся в нашем мозгу.

— Так вы до сих пор переживаете из-за отмены Седера? Ну, там были финансовые вопросы…

— Нет, мистер Дрекслер, я не переживаю из-за решения совета, — уверил его ребе. — Доводы были убедительными, хотя мне кажется, что по таким вопросам принято консультироваться с раввином. Нет, я хочу сказать, что ритуал заканчивается благочестивым пожеланием: «В следующем году в Иерусалиме». Ну вот, я произносил это пожелание в конце каждого пасхального Седера, но в прошлом году для меня это стало не пожеланием, а обещанием, обетом, если хотите.

Дрекслер был поражен, подавлен и несколько минут испытывал глубокое почтение. Но по дороге домой к нему вернулся природный цинизм, и на вопрос жены, как все прошло, последовал ответ:

— Он говорит, что хочет пожить в Иерусалиме, дал что-то вроде обета. Кого ребе пытается надуть? Он просто обленился и хочет побездельничать. Скопил немного денег — и намерен тут же их промотать.

— Ну, он же получает жалованье…

— Он его не получит.

— Вы ему не заплатите? — удивилась жена.

— Послушай, — вздохнул Марти, — он едет в отпуск, а за это не платят.

— Но это же нечестно! Это решение совета или твоя идея, Марти?

— Слушай, Этель, деньги не мои, а общинные. Как казначей я обязан использовать

их для общей пользы. И не могу просто пустить на ветер только потому, что он раввин. К тому же это была его идея.

Жена промолчала и не раскрывала рта весь вечер, пока он смотрел телевизор, время от времени бормоча что-то вроде «Неплохо некоторые устраиваются, если могут уехать на три месяца, а их жены эту безумную идею одобряют», и еще «Конечно, раз он платит сам, то от нас не зависит; держу пари, он уже рассылает по общинам просьбы о работе».

Но позже, уже в постели, когда он собирался заснуть, жена вздохнула.

— Знаешь, Марти, это, конечно, безумие и все такое, но все-таки как здорово…

— О чем ты?

— Бросить работу и уехать…

Глава 4

— Он просил отпуск на три месяца и получил его, — Харви Кантер перекинул ногу через подлокотник, провел рукой по коротко стриженным седым волосам и устремил проницательный взор голубых глаз на свояка, Бена Горфинкеля. — Так почему ты думаешь, что с ним поступили подло?

Харви был старше Бена на добрых десять лет — ему было за пятьдесят; он был женат на старшей из сестер и обращался со свояком так же покровительственно, как его жена — со своей младшей сестрой. Будучи редактором местной «Таймс геральд» (в которой самые важные новости национального и международного значения занимали не больше абзаца, зато выборы нового руководства местного Доркас-клуба — две колонки), он помещал передовицы, выражающие ограниченные консервативные взгляды собственников — республиканцев. Однако в частной жизни это был агностик-радикал, не питающий уважения ни к кому и ни к чему, особенно к участию свояка в религиозных делах Барнардз Кроссинг: он находил это очень забавным.

— Но ему не заплатят, а лишних денег у него нет.

— Ты же сказал, что так хотел сам ребе.

— Со слов Марти Дрекслера, — поморщился Бен.

— Думаешь, Дрекслер лжет? Он казначей, не так ли?

— Великий Финансист Атлантики. Нет, я не думаю, что он лжет, это бы сразу выплыло наружу. Но тип вроде Марти Дрекслера мог повести дело так, что ребе пришлось это сказать. Заявить: «Ребе, вы полагаете, что можете уехать на три месяца, а мы наймем замену и еще заплатим вам за безделье?» или нечто подобное.

— Ну, — хмыкнул Кантер, — ребе взрослый человек и должен уметь о себе позаботиться.

— Он слишком наивен в деловых вопросах, — покачал головой Бен. — Ведь был шанс получить пожизненный контракт и годичный научный отпуск. Совет готов был на это пойти…

— Ты был за это? — Харви взглянул на свояка.

— Именно это собирался ему предложить совет в прошлом году, — пояснил Бен. — Но в конце года мы в запарке понадеялись, что новый совет эту идею поддержит. Чем, собственно, он отличается от старого? Сам знаешь, каждый год приходится избавляться от старья и вливать свежую кровь, и все же из года в год совет остается почти неизменным. Однако Рэймонд с Дрекслером подняли бунт и победили.