Ребенок для плохого парня
Шрифт:
Я ничего не знаю.
Он вообще об этом знает?
Он знает, что делает со мной? Как он заставляет меня себя чувствовать?
Глупо было сдаваться человеку, который не может провести ночь, не попав в неприятности. У него не было самоконтроля, не было желания быть ответственным. Наш роман был веселым сейчас, пока я была в форме и до того, как кричащий ребенок вторгнется в его холостяцкую берлогу, но кто знает, что произойдет в будущем?
Я прочитала достаточно статей. Видела достаточно отчетов Эйнсли. Я не
Так, как мы выглядели вместе?
Легко. Я Лия. Кисс.
Я больше не могу быть ею.
— Я твоя беременная экс-публицистка, — сказала я. — И мы выглядим вполне удовлетворенной парой.
— И это все? — Джек был переполнен адреналином и тестостероном. Теперь он будет драться с кем угодно, включая меня.
— Я также являюсь матерью твоего ребенка. Мы будем в порядке, пока ты будешь вести себя хорошо, пока ребенок не родится. Сделай это, и я уверена, ты сможешь убедить Лигу, что ты изменился.
— И что мне нужно сделать, чтобы убедить тебя в этом?
Я отвернулась, покусывая ноготь. Джек покачал головой, прежде чем я заговорила. Он свернул с шоссе, направляясь к дому.
Его дому.
Нашему дому?
— Забудь об этом, — сказал он. — Ответ на этот вопрос есть.
— Джек.
— Я не могу убедить тебя, что я кто угодно, кроме как неудачник. Ты хуже, чем Эйнсли, ты знаешь это? Ты меня разобрала по частям, как будто я еще один пункт в твоем списке, чтобы проверить, когда же я сделаю очередную ошибку.
— Ты больше, чем галочка.
— Ерунда. Ты веришь в меня меньше, чем Лига, или моя гребаная команда, или СМИ.
— Это не…
— Объединяет.
Я хотела бы сказать что-нибудь, что угодно, но у меня не было ответа.
Не тогда, когда он был прав.
И не тогда, когда я знала, что причинила ему такую боль.
— Вот что я тебе скажу, Кисс, — Джек не позволил откровению украсть его уверенность. — Я собираюсь проявить себя. Не только для них, но и для тебя и ребенка. Тогда, возможно, однажды ты увидишь, кто я на самом деле.
Мое сердце трепетало.
Я видела, каким человеком он может быть. Поэтому я разделила с ним постель, согласилась родить ребенка.
Но я не должна была ему верить.
Он должен был захотеть измениться.
И я очень на это надеялась.
Глава 17
Джек
Прозвучал свисток, и я увидел красный.
Я провел утро в тренажерном зале. Бегал до середины утра. Поздним утром разрабатывал тактику.
Сегодня была тренировка. Переполненная площадка и средства массовой информации. Смотрят журналисты, тренеры, болельщики.
Все присутствующие видели, как я расплавился
Не знаю, кто меня больше разозлил, но мое терпение взорвалось. Жизнь решила трахнуть меня сразу.
Во-первых, Рэйветс отказались от пересмотра контракта. Затем появилась статья о моем не-аресте и политических последствиях для Лиги.
Хуже всего? Лия пошла к врачу на обследование без меня. Она заверила, что это обычная процедура, и она справится с этим. Я знал настоящую причину.
Она не верила, что я вспомню, что у нас назначена встреча.
Как, черт возьми, я должен был доказать свою преданность ребенку? Я построил детскую комнату. Я купил все, что нужно ребенку до колледжа. Лия даже переехала ко мне. Я держал ее в постели ночью, чтобы быть там утром, когда ей становилось плохо. Когда она чувствовала себя паршиво, я был там с бутылкой воды.
Я пытался измениться. Чего еще она хотела?
Что все хотели от меня?
Мяч отскочил от моих рук — чистая, тугая спираль. Новичок отлично пробежал маршрут, но мяч отскочил от его пальцев.
И тренер Томпсон накричал на меня за это.
Мы снова выстроились в линию. Я начал отсчет.
Мой защитник, Орландо, переместился еще до того, как мы сорвались.
Тренер Томпсон обвинил меня.
Черт побери. Все в мире по моей вине?
Видимо.
Блядь.
Я преодолел свой предел, а затем установил новую отметку для своей физической и эмоциональной выносливости. Сборы были достаточно изнурительными. Мужчины
падали на поле с тепловыми судорогами. Это не было настоящей тренировкой, пока несколько наших больших парней не вырвало на обочину.
По словам моего тренера, это тоже была моя вина. Я не обращался к тренерам, чтобы принесли воду, пока тренировался в нападении. Но как я должен был совершить быстрое нападение, если мои ребята все еще пожирают воду?
Тренеру Томпсону было все равно.
Мы выстроились для игры. Насекомые жужжали рядом с нашими лицами, а солнце обжигало наши спины. Моя голова болела от обезвоживания, хотя я выпил целую бутылку воды, прежде чем выйти на поле.
Я дал команду игрокам. Центровой сорвался с мячом. Тренер свистнул в свисток.
— Карсон! — теперь он хотел залезть мне под кожу. — Твое возвращение не чистое.
Черт возьми, это было не так. Я позвал людей на линию. Он опять на меня накричал.
— Три шага, «шустрые ножки». Быстрее или твоя задница съест его в следующий раз, когда мы будем играть в Ашенвилле.
Ерунда. Моя игра была чистой. Мой рывок идеален. Мое возвращение идеально синхронизировано. Он пытался меня разозлить.
Почему?
Что они выиграют, если разозлят меня? Избиение не сделало бы никого хорошим, особенно со средствами массовой информации и болельщиками, присутствовавшими на дневных тренировках.