Ребёнок от босса. Научи меня любить

Маар Чарли

Терпеть не могу, когда меня принимают за идиотку!

Наивная Инна в любой бред поверит... Это мерзко...

Телефон Стаса снова звонит, отвлекая меня от собственных мыслей.

– Да ну что опять... Достали уже! – ворчит мужчина и хватает мобильник с консоли.

Затем хмуро смотрит на экран и тут же начинает довольно улыбаться.

Хмм... Очевидно, на этот раз звонок не по работе?

– Да, душа моя, что такое? Забыла, как компьютер включать? Там внизу такая кнопочка...

Улыбка Стаса становится ещё шире и напоминает самодовольный оскал,

когда его странную, можно сказать, издевательски-поучительную речь перебивают на том конце провода – я буквально слышу недовольное ворчание в трубке. Очень громкое ворчание.

– Ой, что? Что-то слышу плохо... Повтори, пожалуйста, – лыбится мужчина, отведя телефон подальше от уха.

– Громче говори. Я не понял. Громче!

Мои брови невольно ползут вверх. Кажется, он специально орёт. И реакция собеседника явно его забавляет.

– Вот, душа моя, теперь слышу. Да, ты всё правильно поняла. Нужно подготовить все отчёты за последний год... А ты как хотела? У помощника адвоката рабочий график ненормированный...

Отчёты за год?! Бог ты мой, да у этих Воронцовых склонность к садизму, очевидно, в крови.

– Всё. Делай. Я занят. Связь плохая, – намеренно шуршит подарочным пакетом, изображая помехи. – Позже поговорим, когда вернусь.

Хмыкнув, Стас сбрасывает звонок и кладёт телефон обратно на консоль.

– Это родственное? – не выдерживаю я, глядя на самодовольное выражение лица мужчины.

Как будто кот, обожравшийся сметаны.

– Ты о чём, Инн?

– О трудоголизме, диктаторстве и страсти к манипулированию. Это у вас какая-то фамильная черта?

На удивление, Стас не раздражается на мой вопрос, а наоборот начинает громко смеяться.

Глеб бы выгнул бровь и посмотрел на меня тёмным тяжёлым взглядом.

В этом они разные – их доминирование проявляется не одинаково. Но тем не менее, властность у этих двух мужчин вполне ощутимая. Просто у Глеба это очевидная черта характера и она более агрессивная. Стас же мягче сам по себе и добивается своего несколько иначе. Ну, мне так кажется.

– Мы с Глебом не так уж и похожи, Инн. Я бы даже сказал – в нас больше отличий. Но интересно, что ты провела аналогию...

– Он же мой босс. Я ведь знаю, как он работает. И сейчас сравнила.

– Да, я понял. Ты фиксируешь негативные черты. Машинально на них реагируешь, так? Особенно на те, которые тебе самой максимально не нравятся в людях.

Я с силой стискиваю ремешки сумки и сглатываю.

Разговаривать с юристом – плохая идея. Они хорошие психологи. Люди, которые привыкли каждый день иметь дело со всем дерьмом этого мира, с человеческой ложью и слабостями. Они как сканеры – считывают информацию с человека.

По позвоночнику пробегает холодок – не так прост этот Стас, как кажется.

– На самом деле, Инна, – уголок губ мужчины дёргается, но в глазах улыбки нет. – Я понимаю, что тебе тяжело с Глебом. Мне с ним тоже порой бывает тяжело. Но он не плохой. Не жестокий диктатор, каким он тебе представляется. Просто Глеб привык к гиперответственности. Он всегда брал на себя

больше, чем мог унести. И всегда справлялся, потому что считал и считает до сих пор, что сдаться – это означает проявить слабость. А слабость он презирает.

Немного неожиданно, что Стас решает поговорить со мной про Глеба, но я не могу отказать себе в возможности чуть лучше узнать и понять этого мужчину. Он уже какая-то моя персональная болезнь...

– А почему Глеб привык к гиперответственности? Я имею в виду, это ведь не сразу на него свалилось. Когда-то он был... обычным.

– Ну, – вздыхает Стас, – я бы сказал, что у Глеба даже детства нормального не было. Поэтому обычным его трудно назвать в принципе на каком-либо этапе жизни. Наш отец рано ушёл из семьи. Фактически оставил маму одну с двумя детьми. И тогда у неё, Инн, не было ничего. Ни хорошей квартиры, ни машины, ни работы. Шестилетний Глеб и трёхлетний я. Всё её богатство. И если я тот период помню плохо. Точнее, вообще не помню. То Глеб помнит очень хорошо.

Меня передёргивает.

Дело в том, что Ольга Андреевна ничего не рассказывала про отца Глеба и Стаса. И вообще раньше никто из них о нём не говорил. Словно эта тема – табу. А мне было неловко спрашивать, и уж тем более выяснять подробности.

– Так вот, Глеб помнит и скандалы из-за измен отца. И ту финальную ссору, когда выяснилось, что его любовница ждёт от него ребёнка. Слёзы матери, ночные истерики, и как она пахала, чтобы поставить нас на ноги. Я мелкий был – Глеб кормил меня кашей из ложечки и стирал грязные пелёнки. В шесть лет. Потому что мать просто падала без сил. Его детство закончилось тогда. Вот и вся правда. Дальше, он делал всё, чтобы стать сильнее. И чтобы облегчить матери жизнь. Для Глеба семья – это всё, Инна. Он со своими детьми никогда так не поступит. Наш отец вычеркнул нас из жизни. Глеб ни за что на свете не откажется от свои детей.

Слова Стаса о прошлом их семьи закручивают какой-то болезненный узел в моей груди. Я прикладываю ладонь к сердцу, а затем веду вниз, пока не касаюсь живота.

Он никогда их не оставит. Наших детей.

Но я – это не дети. Я – это я.

У него не обязательно должны быть чувства ко мне, но учитывая то, что рассказал Стас, Глеб вполне может жить с нелюбимой женщиной, лишь бы у детей были папа и мама.

Наверное, это сейчас и происходит. Почему-то даже от предположения подобного к горлу подкатывает горечь.

Я закрываю глаза и вспоминаю его поцелуи. Страстные, влажные, горячие. Но что есть эта страсть? Я на него уселась. Тёрлась об него. Он здоровый, взрослый мужчина. Его реакция на меня вполне объясняется физиологией. И если бы Глебу была нужна я, то он тогда не искал бы встреч со всякими Жаннами.

– Я это сказал не для того, чтобы ты пожалела его, Инн. Глеб терпеть не может жалость, поэтому о прошлом редко говорит. Просто хочу, чтобы ты знала, под всей его суровостью и гиперконтролем скрывается человек, который по-настоящему осознает ценность семьи и человеческих отношений. Все мы носим маски.