Ребенок от бывшего мужа

Франц Анастасия

— Я всё понимаю, Ада, — моё имя выделяет интонацией, как что-то особенное для себя одного.

Ни черта ты не понимаешь Огнев. Разве причинял бы мне вред, боль каждым своим появлением, если бы понимал, чем это может всё закончиться? Его одно только присутствие, появление в этой клинике может закончиться моими нервными срывами, а в худшем случае— потерей ребёнка. Чего просто допустить я не могу. Я слишком долго хотела, ждала этого малыша.

— Нам нужно поговорить, Ада. Ты же это понимаешь, — вздыхает и вдруг зарывается носом мне в волосы, вдыхая

мой запах.

Матвей всегда любил так делать: стоять за моей спиной, зарываться в мои волосы лицом, а руки класть на мою талию, обнимая меня. И как говорится: «И пусть весь мир подождёт». В те моменты я была счастлива, а сейчас я всего этого не хочу. Я сыта всей этой болью, что на меня обрушил этот мужчина.

— Я-то понимаю, Матвей, но вот только ты ничего не понимаешь, раз пришёл сюда и хочешь поговорить, — разворачиваюсь к нему лицом, поднимаю голову, сталкиваясь с ним взглядом. — О чём ты хочешь поговорить? О том, что это твой ребёнок? Ты об этом уже знаешь, раз пришёл сюда. Если бы в том конверте не было подтверждающего результата, что именно ты отец моего малыша — ты бы не пришёл, — качаю головой. Я знаю это на все сто процентов, а то и больше.

— Ада, успокойся, пожалуйста, — пытается схватить за плечи, но я сбрасываю его руки с себя.

Противно, что он касается сейчас меня, находится рядом только потому, что должен из-за ребёнка.

— Я спокойна, Матвей. О чём ты ещё хочешь поговорить? О чём?! — голос повышается, а сердце начинает тарабанить о грудную клетку так сильно, что я слышу его стук в висках. — Или о том, кто меня столкнул? Хочешь знать? Я дам тебе эту истину, вот только ты же даже не поверишь, — на последних словах голос стихает, и я уже говорю сдавленно со щемящей тоской и мукой в голосе. — Ведь так, Матвей? Как и три года назад, когда ты даже не стал меня слушать, а просто выкинул как ненужную куклу. Ничего не объяснил…

Обрываю себя, зажмуриваю глаза и с силой сжимаю руки в маленькие кулачки.

В помещении повисает оглушительная тишина, напряжение между нами становится ощутимым, как натянутая струна на музыкальной арфе.

Нет сил больше его видеть и быть с ним рядом. Особенно так близко ко мне. Огнев не уходит, но и ничего не говорит, словно что-то ждёт от меня. А может, просто переваривает всё в своей голове, стараясь что-то понять, разобраться. Вот только об этом нужно было думать и разбираться три года назад, а не сейчас, когда уже просто поздно о чём-то говорить и в чём-то разбираться.

Он упустил, потерял тот шанс, когда ещё можно было спасти наш брак, нашу любовь. В конце концов нас самих от той боли, в которой варились столь долгое время. А в том, что бывшему мужу было так же больно, как и мне — нет никаких сомнений.

Не знаю, сколько проходит времени. Не считаю минуты, часы. А просто продолжаю стоять, закрыв глаза, не решаясь посмотреть на него. Но этот шаг делает сам Матвей.

Неожиданно Огнев стискивает меня в объятиях, да так сильно, что, кажется, я не смогу вдохнуть. Мои руки безвольно повисли вдоль тела.

Руки

бывшего сжимают мои плечи, а губы оставляют короткий поцелуй в макушку, отчего я вдруг замираю, не ожидая такого от Матвея. Что он вообще творит?

Мои ладони ложатся на крепкую грудь, я пытаюсь оттолкнуть его от себя.

— Отпусти меня, Огнев, — сейчас мой голос напоминает писк мыши, которая попалась в лапы к злому коту.

— Не отпущу, пока ты не успокоишься и не выслушаешь меня, — говорит строго, но не кричит. — Ты носишь под сердцем моего ребёнка, и я не хочу, чтобы с ним и с тобой что-то случилось.

— Раньше об этом надо было думать, когда по вине твоей невесты я попала сюда, — язвлю, хотя говорить приходится куда-то ему в шею — туда, где ворот рубашки не закрывает кожу.

— Что? — с его губ глухо слетает вопрос, а тело замирает, и я снова пытаюсь оттолкнуть ладонями бывшего мужа.

Ада

Матвей не даёт мне вырваться, прижимая к своей груди крепче, чем положено людям, которые в разводе. А мне не хочется его рук, объятий. Они меня душат. Хочется быть от него как можно дальше. Если могла бы — убежала, улетела от него на край света, чтобы не видеть, не слышать, не ощущать его мощное, сильное тело, к которому он сейчас прижимает меня.

Мои слова про его невесту вылетели непроизвольно. Я не хотела всё рассказывать, потому как знала, что он всё равно не поверит мне, что бы я ни сказала. Даже если бы предоставила ему доказательства того, что именно Марго меня столкнула — он бы всё равно защищал её, потому как именно она является его невестой. А я лишь бывшая жена, которую Огнев считает предательницей.

Хотя до сих пор не могу понять, в чём я так перед ним провинилась, что заслужила такого отношения. Ненависти в глазах. Презрения. Ядовитых слов.

Мои руки так и остаются на его крепкой груди, а сам Матвей вдруг отмирает, притягивая к себе ещё ближе. Хотя куда ещё, когда и так стоим вплотную друг к другу. Чувствую, как мужчина напрягается всем телом, злясь на что-то.

Скорей всего, он отошёл от моих слов, которые ударили его наотмашь, не жалея. Он не поверит мне, и сейчас злится вновь на меня.

— Матвей, — пытаюсь начать разговор и вразумить его, чтобы он меня отпустил.

— Тише, — наклоняется, шепчет на ухо.

Его пальцы находят мой подборок, слегка сжимают и приподнимают вверх, наши взгляды вновь сталкиваются.

— Почему ты мне ничего не рассказала сразу? Почему смолчала, когда я тебя спрашивал, Ада? — его голос твёрдый, но не грозный. Большим пальцем он тянет кожу на подбородке, раскрывая мои губы, а я продолжаю стоять, не двигаясь, боясь пошевелиться.

Что я могу ему сказать? Что боялась, что он не поверит. Что не хотела, чтобы он и его чокнутая невеста возле меня крутились, поэтому старалась отгородить его от себя, но он всё равно приходит. Что мне ему сказать?

— А что бы я сказала, Огнев? Что? — вновь завожусь, стоит только вспомнить всё.