Ребенок от бывшего мужа
Шрифт:
Чувствую, как девочка дрожит. Нет… её тело просто бьёт крупной дрожью. Ада чуть ли не всхлипывает, а мою душу стискивают с такой силой, что невозможно вздохнуть. Тяжёлый груз на сердце давит, и я не знаю, что с этим делать и как выяснить у Рыжика, что случилось и почему она так ведёт себя. Только чувствую, что что-то серьёзное, но делиться она со мной не хочет.
И я понимаю почему — мне нет доверия. Я недостоин и толики её внимания, любви, веры, чтобы она раскрывала для меня душу, рассказывая, что её гложет и почему она так себя ведёт. Но как хотелось бы, чтобы всё было, как и
Я её люблю. Люблю вне зависимости от того, что было и что будет. Я всегда рядом. И не позволю случиться чему бы то ни было плохому.
Щека Ады прижимается к моей груди, а хрупкие ладошки обвивают торс. Целую в макушку, ласково глажу ладонью по волосам. Мне нужно дать ей уверенность, тепло, что всё будет хорошо. Что с нашими малышами и с ней самой ничего не случится. Я подниму всех, кого надо, переполошу всё отделение и страну, только бы всё было хорошо.
Но прежде всего мне нужно узнать, что случилось и почему она так дрожит, а уже потом решать, что с этим делать.
— Рыжик, что случилось? Тебя что-то беспокоит? — говорю осторожно, ласково, стараясь подобрать правильные и нужные слова, чтобы узнать, что её гложет, но чтобы в то же время она понемногу начала мне доверять, верить, хоть и понимаю, что это будет очень сложно после всего, через что ей пришлось пройти по моей вине.
— Нет, всё хорошо, — не говорит правду — я это чувствую, и это откликается в душе острой болью.
Не доверяет.
Прижимаю её крепче к себе, стараясь впитать в себя её запах, всю её, но в то же время как-то дать понять, что я больше не предам.
— Прости, — слетает с моих губ, а всего меня сковал страх, что сейчас Ада оттолкнёт меня, и я навсегда её потеряю.
Мои слова — это мольба о прощении, жажда быть с ней рядом, любить… В этом слове столько всего: раскаяние, страх, я становлюсь перед ней на колени, опустив голову, и только ей решать, помиловать меня или же срубить голову с плеч, наказав за то, что я с ней сделал.
Я приму любое её решение, какое бы оно ни было. Но мне равно страшно, что она уйдёт, не оставит ни малейшей надежды на то, чтобы быть с ней рядом. Не позволит касаться, целовать, быть с ней рядом. Стать для неё опорой и поддержкой.
В ответ любимая крепко меня обнимает и почти невесомо целует в грудь, через рубашку, но я всё же чувствую и замираю.
Простила?
Но она молчит. Поднимает на меня свои колдовские глазки, полные моря всех разнообразных чувств, а мне хочется сгрести её в охапку и вместе где-нибудь затеряться в глуши, чтобы нас никто не смог найти. Чтобы мы остались только вдвоём, разделяя этот миг на двоих.
Ещё какое-то время мы так и сидим в тишине, лишь на фоне играет медленная успокаивающая мелодия, отчего вижу, как малышку клонит в сон. Ада расслабляется, но я всё равно чувствую, что её что-то мучает, не даёт покоя, несмотря на то, что я нежно глажу её спину.
Целую в носик, отчего Рыжик морщится, но лучезарная улыбка красит её милое и красивое личико.
— Поехали? — шепчу, запутываясь правой ладонью в копне солнечных рыжих волос. Малышка кивает, но всё так же продолжает сидеть на мне, ни на
Качает головой, но заглядывает в глаза, словно хочет прочесть мою душу. Раскрываюсь перед ней, как книга. Вот он я, любимая. Весь для тебя. Смотри. Читай. Я только твой. Всегда был твоим. Несмотря на время и преграды, которые ставила нам судьба, мы всё равно нашли друг друга в этом огромном мире. И теперь я тебя никуда не отпущу.
Приподнимается, отчего мне приходится приобнять её бёдра, чтобы ей было удобно проделать ту манипуляцию, что она собирается — обнимает меня за шею, целует в оголённую кожу, и я покрываюсь мурашками от этого жеста.
Малышка, что ты делаешь?
Звучит в голове вопрос, но вместо того, чтобы что-то ответить, сказать, прижимаюсь своей щекой к её, глубоко вдыхая запах свежей сирени, моей первой весны, как в первый раз.
— Рыжик, — шепчу на ушко, опаляя ушную раковину, слышу, как с её сладких губ слетает стон, а сама девочка утыкается мне в шею, проводя по ней аккуратным маленьким носиком.
— Прости меня, — вновь говорю.
Кивает головой, не отрываясь от меня.
— Прости меня, — повторяю одни и те же слова, чтобы она поняла, как я раскаиваюсь и как люблю её, хоть и не сказал этих слов.
Знаю, как они важны для женщины, но сейчас ещё рано ей их слышать, потому что не поверит. Не после того, что я сделал и как её обидел. Всё будет. Я всё скажу. Чуть позже, когда придёт время, а пока просто буду рядом.
Не знаю, что в этой маленькой головке, но она кивает, и тут же слышу всхлип. Плачет?
Отодвигаю Аду от себя и вижу, как по лицу, омывая любимые веснушки, бегут дорожки слёз. Что в твоей маленькой головке, малыш? Почему ты плачешь? Я опять сделал больно? Ну же, не молчи…
— Малыш… — дотрагиваюсь до щёк, вытирая мокрые дорожки. — Ты почему плачешь? — она смотрит и плачет, разрывая мне всю душу на части.
Обнимаю ладонями лицо, притягиваю ближе к себе, начинаю осыпать быстрыми нежными поцелуями свою девочку. А Ада зажмуривается и льнёт маленьким котёнком ко мне.
— Я всегда рядом. Мы всё выдержим вместе, ты мне веришь? — спрашиваю, зная, что нет, не верит, но всё равно хочу услышать хотя бы ложь, но сладкую, которую даже не заслужил.
Рыжик кивает, зажмурив глаза.
— Верю, — сладким голоском отвечает и сама тянется ко мне, а я замираю, жду, что она сделает.
Целует. В губы. Так робко, словно боится, что оттолкну, но в то же время сама не верит, что это делает. Кладу одну ладонь на щёку, притягиваю к себе ближе, чтобы удобно было есть сладкую девочку. Смакую вкус, что всегда будет для меня самым лучшим и незабываемым.
Чувствую, как внутри зарождается чувство, желание вновь присвоить её себе — телом, душой, чтобы вновь была моей. Чтобы все знали, что эта девочка принадлежит только мне одному. Что только я имею право смотреть, трогать, ласкать, целовать, обнимать. Но и чтобы она сама понимала, знала, что принадлежит мне. Мне. И никому больше.