Ребрендинг юродивой
Шрифт:
— Регина Максимовна, я думаю, что мы будем шить первый костюм. Со вторым я не справлюсь. Он очень сложный для меня. Я же самоучка. И я могу испортить вашу ткань.
— Да? И никак нельзя попробовать?
— Нет, Регина Максимовна, вы можете пойти в ателье с этим журналом и тканью. Там вам сделают все, что вы хотите. А я не смогу. Только ткань испорчу, — твердо сказала Настя.
— Да… Ну ладно… Давай первый…
Ни в какое ателье Регина не пойдет — это и ежу понятно… А жаль… Ну совсем нет вдохновения шить ей этот злосчастный
Обычно, загораясь новой идеей, Настя становилась словно одержимая. Это было настоящее творчество. Как у поэтов или скульпторов. Руки чесались, и хотелось как можно быстрее начать работу… А сейчас… Ну никакого желания… И что у Насти с таким настроем получится? Хоть бы ткань не запороть…
Настя раскладывала на полу ткань, когда раздался звонок мобильного телефона. Она обрадовалась и схватила трубку. Никто, кроме Романа, звонить не мог. А Роман звонил только в том случае, если хотел встретиться с ней. Предполагаемое свидание вдохновляло Настю гораздо больше, чем раскрой ткани для Регининого костюма.
Она мужественно заставила себя начать кроить, но заниматься этим не было никакого желания. Дома никого, кроме Светланы Федоровны, дремавшей в своей комнате, не было. Упускать такой момент было нельзя, потому что шить при Ольге и тем более при Стасике, слушая их обязательные советы и комментарии, было совершенно невозможно. Вот Настя и решила момент не упускать. Но шить все равно не хотелось категорически. Даже ползать по полу и проводить мелом контуры модели было лень. Хотелось лечь на диван и спать, обняв подушку… И не думать ни о чем… Но такой ответственный и обязательный человек, как Настя, не мог себе этого позволить. Обещала сшить костюм, значит, надо шить! Появился удобный момент — надо его использовать!
А тут Роман! Можно бросить этот проклятый костюм и сбежать…
Здорово!
— Да!
— Настен, привет!
— Привет, Ромочка.
— Ты там чем занимаешься? Изменяешь мне небось налево и направо?
— Ром, ты что говоришь? — улыбнулась Настя.
В Ромкином грубом юморе, который граничил иногда даже с хамством, был какой-то свой шарм. Сначала Настя смущалась и даже обижалась, а потом привыкла и перестала.
Ромка заржал, довольный собой.
— Знаю я вас, тихонь. Самыми развратными, по статистике, как раз скромные учительницы и оказываются. Каждая вторая извращенка — училка!
— Ром…
— Ладно… Ты как сегодня? К совокуплению готова?
Настя невольно прыснула:
— К чему я готова?
— Ну ладно… К спариванию? Будешь сегодня со мной спариваться?
— А иначе назвать это никак нельзя?
— Иначе? — уточнил Роман. — Иначе можно. Буду тебя сегодня иметь! Ты как? Настроена, чтобы я тебя поимел?
— Ром, ну что ты говоришь? А где романтика? Ну хоть какая-нибудь?
— Романтика, говоришь? — Роман тяжело вздохнул. — Предлагаю тебе слиться сегодня в
Настя засмеялась:
— Да я по-любому согласна. Мне дома сегодня сидеть не хочется.
— Да ты что? И даже совокупляться будешь?
— Даже спариваться буду, — подтвердила Настя и подумала о том, как она деградировала в последнее время…
После благополучно завершившегося спаривания Роман отправился на кухню, чтобы приготовить какие-то невиданные бутерброды, а Настя валялась в кровати и пыталась ни о чем не думать.
Ни о костюме, который не хочется шить.
Ни о Стасике, которого не хочется видеть и особенно слышать.
Ни о том, что у нее нет своей комнаты.
И о Ромке думать тоже не хотелось… Хорошо, конечно, что он есть. Но… Все время, пока они встречались, Настю не покидало постоянное и очень неприятное, гложущее ее изнутри, как червяк — яблоко, чувство вины. Настя Романа не любила. Получается, что она его использовала? Ведь если человека не любишь, но встречаешься с ним, значит, преследуешь какие-то корыстные цели. Не просто же так! Получается — по расчету. А это мерзко — по расчету.
И еще Насте постоянно казалось, что Роман ждет от нее чего-то. Может, того, что в ней проснется наконец-то страстная, горячая женщина? Или того, что Настя полюбит его? Полюбит по-настоящему? Все это было нереально. Все это вряд ли когда-нибудь произойдет. Но Роман ждал… И Настя снова ощущала себя виноватой в том, что не сможет дать ему всего этого. Он-то ни в чем не виноват… Не виноват, что Настя такая… Вернее, не такая, как все…
Не хотелось Насте обо всем этом думать…
Как же она устала…
— Настен, я тебе приготовил суперские бутерброды! — Роман гордо внес в комнату поднос.
Запахло шпротами. Настя от их едкого, пронзительного запаха сразу почувствовала зверский голод.
— Давай! Что там у тебя?
— Рецепт простой, но вкус — божественный! Берешь хлеб белый. Сверху лист салата кладешь. Потом тонкий кусок помидора. Потом пару шпрот. Потом майонез и еще один лист салата. Пробуй!
Роман протянул Насте тарелку, страшно гордый собой.
— Вкусно! — совершенно искренне похвалила Настя. — Ты настоящий клад, а не мужчина, Ром…
— Ты думаешь? — спросил Роман, откусывая половину бутерброда.
— Что? — не поняла Настя.
— Что я клад?
— Да. Ты — клад, — подтвердила Настя. — Никаких сомнений нет в этом безусловном факте.
— Умная ты баба, Настька! Говоришь, как пишешь.
— Да ладно, я косноязычная на самом деле.
— А ты бы вышла за меня, косноязычная моя?
Настя как раз откусила большой кусок бутерброда и так и замерла с набитым ртом.
Есть почему-то стало трудно — мягкие и сочные шпроты превратились вдруг в вязкую и плотную массу, совершенно не поддающуюся пережевыванию.