Ребрендинг юродивой
Шрифт:
Настя набрала побольше воздуха в легкие. Потом выдохнула и спросила:
— Андрей Петрович, а вы обнимаете Свету? Гладите ее по голове? Говорите, как любите? А?
Глаза Светкиного папы заметно увеличились в размерах. Он явно обалдел и пытался въехать в суть сказанного Настей, недоуменно рассматривая ее лицо.
Настя же, не дождавшись ответа, с невозмутимым видом продолжала:
— А дедушка? Он ласков со Светой? Или, может, у вас в доме есть женщины?
Глаза Андрея Петровича стали еще больше. Красивые у него глаза… Умные… Даже сейчас, когда он ничего не понимает
— Какие женщины? Вы вообще о чем? Что случилось?
Видимо, мозг Светкиного отца после непонятных Настиных вопросов выдал ему страшные картинки о совращении его маленькой Светки какой-то сволочью, и он раздраженно потребовал:
— Вы можете четко сказать, в чем дело?
— Да. Простите. Ничего страшного не случилось, — поторопилась успокоить его Настя. — Я… Я даже не знаю, следует ли вам все это говорить… — Она неуверенно лепетала, пытаясь подобрать слова.
— Теперь уж говорите. А то я воображу неизвестно что, — сердито, но уже ровным и спокойным голосом потребовал Светкин отец.
— Понимаете, Света очень ласкова со мной. Она может подойти и взять меня за руку… Может прижаться…
Увидев, как снова вытягивается лицо Андрея Петровича, Настя поспешила добавить:
— Вы не думайте ничего плохого. Все безобидно и наивно.
Какой ужас! Что она говорит этому мужчине? И что он о ней подумает… Вдруг Настя не сможет преподнести все правильно? Вдруг Светкин отец поймет все по-своему? Да еще Светке что-нибудь скажет… Травмирует ее… Нет, этого допустить нельзя. Настя должна объяснить ему все.
— Просто я, как педагог, знаю, что дети должны получать необходимую им порцию ласки от родителей. Это обязательно. А если ребенок по каким-то причинам недополучает этих вещей, то он может пытаться компенсировать это с друзьями или посторонними людьми, что чревато ранними сексуальными контактами и еще может привести к противоестественным связям. С представителями своего пола или со старшими людьми. Вы понимаете?
Андрей Петрович кивнул головой, не в силах что-либо на это ответить. Выражение панического ужаса не сходило с его лица. Он явно ждал от Насти какой-то гадости вроде сообщения о совращении малолетних.
— Или ребенок замыкается, — Настя терпеливо продолжала, — ощущает себя нелюбимым и ненужным. Начинает думать, что он хуже других. Все это ведет к появлению комплекса неполноценности, который отравит всю его дальнейшую жизнь.
Все! Самое страшное она сказала… Настя облегченно перевела дыхание. Прямо как на экзамене по социологии, которую она не любила, не понимала и никогда не учила…
— И что? Что конкретно со Светкой? — с ужасом спросил Андрей Петрович.
— Все нормально. Я же сказала. Просто она очень тянется ко мне. И… Я знаю, что вы воспитываете ее один, без матери. Значит, женского тепла ей явно не хватает. У вас же и бабушки нет?
— Нет… — согласился немного успокоившийся Андрей Петрович, грустно глядя на Настю.
— Ну вот… Значит, вы должны обеспечить девочке достаточное количество тепла и ласки. Один. За маму и за папу. Понятно?
— Да… — Светкин отец выглядел растерянно
— Я же вам все объяснила, — строго сказала Настя. — И нет в этом ничего сложного. Начните потихоньку, чтобы не шокировать девочку. Сначала погладьте по голове — как бы невзначай, не акцентируя на этом внимания. Если начать слишком рьяно, ребенок может испугаться и начать сопротивляться вашему неожиданному вниманию. Потом еще раз… Потом обнимите и покружите по комнате. Если вдруг Света из-за чего-нибудь расстроится — обязательно пожалейте, обнимите, скажите, что вы ее любите. Если идете куда-то — берите за руку. Ну и так далее… Смотрите на реакцию ребенка. Тут главное не переборщить. Понятно?
— Да… Только скажите, Анастасия Сергеевна, неужели это все так важно? У меня же нормальные отношения со Светкой. Мы друзья. Она мне все рассказывает. Я не понимаю, все эти нежности действительно имеют такое огромное значение? Правда?
— Да, поверьте мне, Андрей Петрович. Я вас пригласила для этого разговора, потому что Светино поведение меня насторожило. И то, что ваш ребенок растет без женской ласки, в этом случае не совпадение, а закономерность… Хотя, может, и не случилось бы ничего плохого… Но все равно девочка должна получать свою порцию тепла и внимания. Это обязательно. Хуже от этого точно не будет.
— Хорошо… Я попробую. — Вид у Светкиного отца был озадаченный и загруженный, а смотрел он куда-то в стену — мимо Насти — на плакат, где было тщательно расписано, как не перепутать именительный и винительный падежи. Что он там изучает? Пытается запомнить эти самые падежи, что ли?
— Успехов вам. Если будут вопросы — не стесняйтесь и приходите, — сказала ему Настя, давая понять, что разговор окончен.
— Спасибо. — Андрей Петрович встал и, кивнув, медленно направился к выходу. — До свидания, Анастасия Сергеевна.
— До свидания.
Когда он уже практически вышел из класса, Настя вдруг крикнула:
— Подождите! А плакат?
Андрей Петрович остановился. Замер на пару секунд и только потом повернулся к Насте:
— Какой плакат?
— Вы обещали нарисовать плакат.
— Обещал?
— Да… Но если вы не можете…
— Да нет… Я могу… Просто вы не говорили ничего ни о каком плакате. Что там должно быть?
— Там должны быть слагаемые с суммой, делимое, делитель и частное… Да вот, смотрите. Этот плакат совсем обтрепался. Вы можете сделать такой же? Только красивый?
— Да, конечно.
Андрей Петрович достал телефон, сфотографировал плакат пару раз, после чего посмотрел на Настю как-то странно, будто у нее неожиданно, прямо на его глазах, вырос длинный, розовый, как у крысы, покрытый мелкими черными волосками хвост, и, торопливо попрощавшись еще раз, ушел…
Настя подошла к зеркалу, которое висело в углу класса, над раковиной, и внимательно на себя посмотрела. Ничего особенного она не заметила. И хвоста тоже не было…
Плакат Света принесла через два дня. Вернее, притащила. Он был большой, и нести его Светке было неудобно.