Ребята из УГРО
Шрифт:
— Ты что кричишь? — Мать едва растормошила Сашу. — Вставай, скоро восемь, в институт опоздаешь. Со своим боксом и во сне-то дерешься.
Саша умывался, завтракал, а бандитский обрез был перед глазами.
В управлении милиции пожилой милиционер-вахтер внимательно рассмотрел временный пропуск Александра Дорохова. Взял под козырек и пожелал ему доброго здоровья. Саша и не понял, почему этот солидный старик желает ему здоровья, а не успеха в работе.
Михаил Николаевич Фомин был уже на месте. Он вышел из-за стола, поздоровался с Сашей за руку и тоже пожелал ему крепкого здоровья, сказав, что это главное в их деле, а все прочее приложится.
Саша снял дошку, повесил ее в углу рядом с зимним пальто своего наставника и остановился посередине комнаты
— Ну чего стоишь? Садись вот сюда, поближе ко мне, и слушай. Я сейчас уйду, а тебя попрошу подшить это дело. Ты, конечно, никогда подобными вещами не занимался, но ничего — научишься. Вот иголка, нитки, шило. Я все здесь подобрал по датам, и ты очередность документов не меняй. И еще оставлю тебе уже подшитое дело для образца. Посмотришь, как это делается, заодно почитай бумажки эти. Есть там довольно занятные.
«Чепуха какая-то. Собирался ловить бандитов, нервничал, переживал, даже сон особый видел, а тут переплетчиком сделался», — подумал Саша.
Фомин взглянул на массивные карманные часы и заторопился. Достал из сейфа большой плоский пистолет, две запасные обоймы и рассовал по карманам. Когда он стал надевать пальто, то Саша заметил торчавший ствол второго револьвера и понял, что его наставник отправляется по серьезному делу.
— Может, и меня с собой возьмете, Михаил Николаевич?
— В другой раз, Саша. Не беспокойся, еще надоест. — И уже с порога предупредил: — Ключи в сейфе. Будешь выходить, документы на столе не оставляй. Да и дверь кабинета не бросай открытой. Если мне будут звонить, спрашивай кто и говори, что вернусь к вечеру. Ну, бывай.
Фомин ушел, а Саша пытался побороть вдруг возникшее раздражение, будто пообещали ему что-то заманчивое, интересное и обманули.
Без особого рвения он взял уже подшитое довольно объемистое дело. На обложке из тонкого картона сверху печатным шрифтом было оттиснуто: «Отдел уголовного розыска управления милиции УНКВД Иркутской области», ниже, в центре, более крупно «Уголовное дело №» и чернилами написаны цифры, дальше опять печатно: «По обвинению» и чернилами от руки две фамилии. Совсем внизу в две строчки: «Начато в июле и закончено в октябре 1938 года».
Интересно было полистать документы, но Саша никак не мог избавиться от чувства досады. Полночи готовился к схватке с бандитами, а тут на тебе — копайся в бумагах. Ладно еще, хоть валенки не надел, а то сидел бы и парился в кабинете людям на смех. Фомин тоже хорош. Для себя настоящее дело, а ему с иголкой возиться. Наверное, сам-то не любит, вот и подсунул ему работенку. Рассуждая так, Дорохов решил все-таки посмотреть, как подшито дело. Оказалось, что нет тут никакой премудрости. Прежде чем проткнуть шилом ровно сложенные документы, решил поинтересоваться, о чем в них шла речь. А речь шла всего лишь о краже лошадей. Из заявлений трех граждан явствовало, что в сентябре этого года в Иркутске угнали две пролетки, запряженные парами, а в конце октября похитили лошадь с кошевкой. Первая кража случилась днем. Колхозник приехал в город, привязал лошадей к коновязи у базара и ушел за покупками, попросив женщину, сторожившую свою повозку, присмотреть и за его пролеткой. Вскоре после ухода хозяина к пролетке подошел коренастый мужчина, вежливо поблагодарил женщину за то, что она сторожила лошадей брата, отвязал их и уехал. Через полчаса пришел хозяин, спрашивает, где кони, а она в ответ: «Брат уехал». Свидетельницу допросили подробно. Она оказалась человеком наблюдательным и хорошо рассмотрела «братца». На допросе четко припомнила все его приметы. На вид конокраду лет тридцать пять, среднего роста, лицо загорелое, все в щербинах, какие волосы — не заметила, на нем картуз был, а остальную одежду разглядела. У вора были черные брюки из дорогой материи, заправленные в ичиги, а сверху куртка из темного сукна, а под курткой белая верхняя рубашка. По ее словам, ичиги и куртка были явно хуже брюк, и ей даже показалось,
Неожиданно зазвонил телефон. Женский голос спрашивал «дядю Мишу». Саша переспросил, куда звонят, так как сразу и не сообразил, что «дядей Мишей» может быть Фомин. Женщина обругала его и не очень почтительно велела передать Фомину, что звонила Нинка и что у нее есть новости. Дорохов снова углубился в чтение. Оказалось, что потерпевшему показывали каких-то лошадей, но он их не опознал. «Интересно, чьих же коняшек ему приводили и куда потом дели? — подумал Саша. — Ведь не мог же угрозыск на улице схватить первых попавшихся». Снова зазвонил телефон. Теперь уже «дядю Мишу» спросил мужской голос. Узнав, что он будет к вечеру, пообещал позвонить снова.
Как украли вторую пролетку, так называемый ходок, никто не видел. Хозяин привязал лошадей у постоялого двора рано утром. Едва отлучился, лошадей и след простыл. На пролетке лежал мешок кедровых орехов, туесок меда фунтов на десять да такой же, может, чуть поменьше берестяной туесок масла. Гостинцы родственникам привез. Как и первая пара, лошади вместе с упряжью и ходком бесследно исчезли.
Сашка потянулся. Мед он любил даже без чая, хорошо бы в сотах… Ну а к частным владельцам пролеток относился настороженно и всерьез проникнуться к ним сочувствием не мог.
С санками получилось несколько иначе. Кучер районного общества потребительской кооперации решил подкалымить на казенной лошади. Как только выпал снег, стал выезжать вечерами в город, разыскивал седоков и, договорившись о цене, вез их туда, куда потребуют. В тот вечер он взял двух пассажиров от ресторана — они пообещали ему пятерку, если довезет к вокзалу. По пути отдали пять рублей, а когда проезжали гастроном, дали еще пятерку и велели сбегать за водкой: дескать, пусть купит им бутылку и себе шкалик, сдачи не надо. «Почему не услужить хорошим людям?» — решил кучер и опрометью кинулся к магазину. Вернулся — ни санок, ни лошади. На этот раз выезд угнали совсем молодые люди. В ресторане отыскали официанта, который обслуживал похожих посетителей, однако на этом их след и исчез. Через два дня в рабочем поселке нашли брошенные санки, а лошадь с упряжью и барсучьей полостью исчезла. На полу санок оказалось немного крови, но какого раненого или убитого перевозили преступники, выяснить так и не удалось.
После показаний потерпевших и очевидцев была подшита копия письма, отпечатанная на шапирографе. Такие же копии были разосланы в районы и соседние области. В письме перечислялись масть, возраст, особые приметы и клички угнанных лошадей. Описывались приметы ходков, причем оказалось, что в первую украденную пролетку были запряжены две низкорослые, мухортой масти, кобылки. В отдельном конверте к делу были приобщены конские паспорта с описанием их клейм и особых примет.
Уже к концу перерыва Саша старательно подшил дело. Правда, ему пришлось дважды его расшивать, но в третий раз он освоил эту премудрость и результатом остался доволен.
Размышления Дорохова о том, где и как искать конокрадов и угнанных лошадей, прервал Женька Чекулаев. Обычно сдержанный, он чуть ли не вихрем ворвался в кабинет и, захлебываясь от восторга, стал расхваливать своего наставника, Георгия Александровича Чиркова. Оказывается, Чирков взял с собой Женьку на задержание вооруженного преступника. Правда, он оставил его на улице и в дом пошел с другим сотрудником, но зато потом поручил стеречь задержанного в машине и даже дал ему свой револьвер. Саше тоже хотелось рассказать о прочитанном деле, но неожиданно пришел Фомин, и Женька отправился к себе. Михаил Николаевич сразу же засыпал Дорохова вопросами: как он тут да что? Кто звонил, кто заходил? Похвалил его за аккуратно подшитое дело. Потом спросил, обедал ли Саша. Узнав, что Дорохов просидел в управлении весь день и не уходил, рассердился: