Речь патриарха Алексия II к раввинам г Нью-Йорка (США) 13 ноября 1991 года и Ересь жидовствующих

Неизвестен 3 Автор

Касательно последнего пункта фактор всегда должен сперва справиться и соображаться с традиционными правилами, написанными на его памяти и факторской совести, по которым определено: как направляются дела между евреем и гоем (неевреем), между двумя евреями, между кагалом и частным евреем, между кагалом и чиновником и проч., и проч. А главное дело, у фактора должны быть в запасе заметки по тем делам, по которым он наиболее сбил с пути своего порица (начальника). Этот запас передается кагалу как вернейшее орудие для укрощения нрава начальника или охлаждения его ревности к своим обязанностям, когда таковая пробуждается и проявляется не в пользу еврейских интересов.

Изобилием этого продукта еврейской почвы в губерниях еврейской оседлости в России отечество обязано исполнителям русских законов из лиц польского происхождения. Надо заметить, что паны вообще как то не могли в жизни обойтись без фактора; но более всего споспешествовала их размножению симпатия к ним со стороны польского чиновного мира. В этом мире присутствие фактора - было так необходимо, что два пана, связанные между собою самыми неразрывными узами: родством, достоинством шляхетского происхождения, религиозными и политическими убеждениями и проч., не могли, однако ж, без фактора сговориться, когда один из них восседал где-нибудь на чиновном месте, а другой явился к нему просителем.

Факторы

последней категории, которые большею частью употребляют свое искусство в пользу частных интересов евреев, нередко исполняют поручения кагала и при подобных случаях действуют по его указанию. Даже при вопросах, касающихся всего еврейского населения страны, возникающих в высшей правительственной сфере, как увидим ниже, тоже являются факторы с уполномочием, разумеется, от всего народа или страны. Таким образом общественный и частные дела Евреев с неевреями, важные и не важные, подлежащие решениям законов и властей, в краях еврейской оседлости, и самый вопрос еврейский, который никогда и нигде не перестал и не перестает быть вопросом, всегда и везде имели и теперь еще имеют вернейшую стражу и вернейших поборников в кагале и в массе еврейских факторов. Орудие, которым вооружена эта верная стража при всех случаях, везде одинаково; оно всем почти знакомо - это подарки и подкуп.

Раздача подарков и подкупа блюстителям порядка и законов в странах, посреди которых евреи находили для себя приют, давно сделалась у них общенародным обычаем и получила место, если не в строках талмудической догматики, то на первом план той практической жизни, над которою развевается талмуда знамя. Великие чудеса творила и творит, сила упомянутого талисмана, в руках искусных факторов. Этою силою Евреи всегда устраняли все преграды, которыми местные законы и власти старались охранить туземное население от окончательного изнеможения под гнетом обще-еврейского пролетариата, осаждающего его со всех сторон, и вопреки всем стеснениям с которыми они везде встречались, им в короткое время удавалось завоевывать себе самое счастливейшее экономическое положение, завладеть живым капиталом, плодами производительного труда туземного населения и производительности страны. Этой силе и бдительному надзору факторской стражи, в учреждениях административных, полицейских и проч., евреи обязаны своими победами в борьбе с нееврейскими противниками почти при каждом общественном и частном деле. Наконец, силою факторского искусства и талисмана, которым они владеют, Евреи, при теперешней своей организации, с которою знакомит нас настоящая книга, освобождали города и местечки своей оседлости от всякой нееврейской конкуренции при ремесленной и торговой промышленности. Одним словом, сказанный талисман заменил Евреям древний чудотворный народный жезл, под ударами которого море обратилось в сушу, а скала - в источник. Вся разница в том, что жезлом владел во время оно один только народный вождь, нынешним же чудным талисманом владеют в каждом городе и местечке еврейской оседлости, еврейский кагал и целый легион еврейских факторов.

Вот краткое обозрение той стороны еврейского факторства, которая впрочем в общих чертах давно известна публике; ибо о факторах и о подкупе весьма часто говаривали в журнальных и газетных статьях. Даже на сцене представляют способы, которыми евреи стараются покупать или полезное для них (в интересах кагала) слово или благотворное молчание людей влиятельных.

Теперь обратимся к другой новой и только евреям известной стороне этого явления. Сколько ни говорили в печати о еврейских факторах и о подкупе, однако ж до сих пор никто не заявил, что этот порок проявляется на еврейской почве, не как психическое уродство частных лиц, от которых в большей или меньшей мере не свободны даже самые просвещенные народы, а как достояние общественное; никто не указал, что это зло производится между евреями везде и по известной системе и наконец, до сих пор не было еще указано: в каких отношениях находятся факторы к кагалу; при каких случаях раздаются подарки и в каких размерах; из каких источников почерпается расход на подарки и подкуп по делам кагала, кем определяется размер, кем составляется решение на производство расхода в подобных случаях, и, наконец, самое главное, каким образом составляется капитал для подкупа при вопросах касающихся евреев целого края, и кто является при подобных случаях поборниками талмудического знамени: его раввинизм или кагал? [Идет перечень кагальных постановлений, упоминаемых в "Книге Кагала".
– Прим. составителя]

Особенного внимания заслуживают номера 280-286. Это документы, в которых еврейское общее собрание рассуждает о комиссии по еврейскому вопросу в Петербурге при Александре I об изыскании средств для противодействий этой комиссии. Они, совпадая временем и содержанием с отчетом Державина об исходе дел по еврейской комиссии, при которой он состоял членом, взаимно подтверждаются, дополняются и объясняются.

Вот что говорит Державин: (автор говорит о себе в 3-м лице)

"Выше видно, что мнение о евреях Державина, сочиненное им во время посылки его в Польшу, отданное при Императоре Павле на рассмотрение Правительствующего Сената, приказано было рассмотреть почти с самого начала министерства Державина учрежденному особому комитету, составленному из графа Чарторыжского, графа Потоцкого, графа Валериана Зубова и Державина, которое и рассматривалось через продолжение всего его, Державина, министерства; но по разным интригам при нем окончания не получило. Оно заслуживает, чтобы об нем сказать подробнее. Первоначально положено было, чтоб призвать из некоторых губерний несколько старшин из кагалов и раввинов знаменитейших, для объяснения с ними всех обстоятельств в том Державина мнении изображенных. Оно достойно, чтоб его с прилежанием прочесть и войти во все его подробности, дабы узнать прямое мнение сочинителя, к благоустройству Государства и самих евреев служащее. Продолжались их съезд, явки и их представления во всю почти зиму; тут пошли с их стороны, чтоб оставить их по-прежнему, разные происки. Между прочим г. Гурко, Белорусский помещик, доставил Державину перехваченное им от кого-то в Белоруссии письмо, написанное от одного еврея к поверенному их в Петербурге, в котором сказано, что они на Державина, яко на гонителя, по всем кагалам в свете, наложили херим или проклятие, что они собрали на подарки по сему делу 1,000,000 р. и послали в Петербург и просят приложить всевозможное старание о смене Генерал-Прокурора Державина, а ежели того не можно, то хотя посягнуть на его жизнь, на что и полагает сроку до трех лет, а между тем убеждает его, чтобы, сколько можно, продолжить дело, ибо при Державине не чает, чтоб в пользу их решено было. Польза же их состояла в том, чтоб не было им воспрещено по корчмам в деревнях продавать вино, от чего все зло происходило, что они спаивают и приводят в совершенное разорение крестьян, а чтоб удобнее было продолжать дело, то он будет доставлять ему из чужих краев от разных мест и людей мнения,

каким образом лучше учредить евреев, которые, скоро после того, самым делом начинали вступать то на Французском, то на Немецком языке и доставлялись в комитет, при повелении Государя Императора рассмотреть оные, то через графа Чарторыжского, то Кочубея, то Новосильцева. Между тем еврей Нотко, бывший у Державина в доверенности, якобы по ревности его к благоустроению евреев, соглашаясь с его Державина мнением, подававши разные проекты о учреждении фабрик и прочее, пришел в один день к нему, и под видом доброжелательства, что ему одному Державину не перемочь всех его товарищей, которые все на стороне еврейской, - принял бы сто, и ежели мало, то и двести тысяч рублей, чтобы только был с прочими его сочленами согласен. Державин, сочтя сие важным и рассуждая, что на его убеждение согласиться и принять деньги, значит изменить присяге и действовать вопреки воли Государя; что, оставя в прежнем неустройстве евреев, оставить им прежние способы, через винную по корчам продажу, значит грабить поселян и лишать их насущного хлеба; ежели же не согласиться на подкуп и остаться одному в противуборстве всех, без подкрепления Государя, то успеху во всех его трудах и стараниях ожидать неможно. И так он решился о сем подкупе сказать Государю и подкрепить сию истину Гуркиным письмом, в котором видно, что на подкуп собрана значительная сумма, что на него есть умысел и прочее, как выше видно; а при том, что через князя Чарторыжского и Новосильцева вступили уже в комитет, по воле Государя, два проекта о устройстве евреев, один на Французском, а другой на Немецком языке, - то все сие сообразя и представя Императору, надеялся он, что Государь удостоверится в его верной службе и примет его сторону. Правда, сначала он поколебался жестоко, и когда Державин его спросил, принять-ли деньги, предлагаемые Ноткою 200 т. руб., то он в замешательстве отвечал: "Погоди, я тебе скажу, когда что надобно будет делать", а между тем взял к себе Гуркино письмо, чтобы удостовериться о всем, в нем написанном, через другие каналы. Державин думал, что возымеет действие такое сильное доказательство, и Государь остережется от людей, его окружающих и покровительствующих жидов. Между тем, по связи и дружбе с графом Валерианом Александровичем Зубовым, пересказал все чистосердечно ему случившееся, не знав, что он в крайней связи с господином Сперанским, бывшим тогда директором канцелярии Внутреннего Министерства г. Кочубея, которого он водил за нос, и делал из него что хотел. Сперанский совсем был предан жидам, через известного откупщика Переца, которого он открытым образом считался приятелем и жил в его доме.

И так, вместо того, чтобы выйти от Государя какому строгому против проныр евреев приказанию, при первом собрании еврейского комитета, открывалось мнение всех членов, чтоб оставить винную продажу в уездах по местечкам по прежнему у евреев; но как Державин на сие не согласился, а граф Зубов в присутствии не был, то сие дело (осталось) в нерешении. Государь между тем делался к Державину от часу холоднее, и никакого по вышесказанному Гуркину письму не токмо распоряжения, ниже словесного отзыву не сделал". ("Записки Державина", Москва, 1860, стр. 794-796)

"Хотя по течению всех дел видно было истинным сынам отечества недоброжелательство Польских вельмож, окружавших Государя; но явное их и низкое поведение ко вреду России свидетельствуется сим. Господин Баранов, что ныне Обер-Прокурор в Сенате, бывший в министерском комитете, по увольнении из службы Державина, рассказал ему: что когда он принес в комитет, объявленный Генерал-Прокурором словесный имянный указ о шляхте и вышеозначенную докладную записку от оной, то граф Чарторыжский, прочтя оную и указ, бросил в камин с презрением, которую Баранов подхватя спас от огня. О жидах написанный им проект, согласный с мнением Державина, велено было отдать г. Сперанскому, который переделал по-своему, не упомянув даже и о том, что он последовал по рассмотрении мнения Державина, как бы оного совсем не было, о котором ни одним словом и в указе не упомянуто. Державин, узнав от него, Баранова, о решении таким образом еврейского дела, шутя сказал: "Иуда продал Христа за 30 серебренников, а вы за сколько Россию?" Он со смехом также отвечал: "По 30,000 червонных на брата, кроме де меня, ибо проект, мною написанный, переделал Сперанский", но кто же именно взял червонцы, оного не объявил. Не думаю, чтоб Русские вельможи сделали такую подлость, кроме Сперанского, которого гласно подозревали и в корыстолюбии, а особливо по сему делу, по связи его с Перецом". (Там же, стр. 479)".

"Книга Кагала", Яков Брафман, стр. IХ-ХV, Вильна, 1869 г.

"В классической древности нет вообще ни одного автора, который отзывался бы о евреях с симпатией. Этого факта не отрицает и сам Иосиф Флавий".

"Еврейские речи", Алексей Семенович Шмаков, стр. 171,

Москва, 1897 г.

"Наша задача в издании талмуда жидовского, является из неограниченной любви к христианству, которое поставлено на путь погибели от жидовства. Все европейское общество поражено боязнью жидов, от Гибралтара до Урала, все более и более просыпается, в силу естественного чувства самосохранения, желания оградить себя от окончательного порабощения морального и духовно-религиозного. Желание естественное и законное, так как всякая живая тварь на земле стремится избавиться от паразитов, а жиды среди индоевропейских народов представляются именно злокачественными паразитами. Но это желание избавить себя обнаруживается в разных формах: в России, Австрии, Венгрии, Румынии и даже арабы в последнее время расправлялись с жидами кулачным боем, так как и в сказанных государствах, где бьют жидов и пух из перин выпускают, чтоб они не плодились так в своих теплых пуховиках. Во Франции, в Англии и отчасти в Германии против жидов восстают от давна люди мысли, науки и пера, переводили талмуд на немецкий язык, открыли весь вред и злобу жидов против христиан. Современные писатели в Германии, не покладают пера, в изъяснении правительству и народу о вреде и злобе жидов: профессор Трейчке и многие другие, духовенство тоже работает по тому же вопросу, обер-пастор Штекер и другие пасторы и ксендзы. Потому жиды в Германии и не могут действовать на народ по злобным правилам своего талмуда, народ образованный и все знает, как жидов так и талмуд жидовский. Жиды там жили тысячу лет до времен появления в Польше несчастной, которую жиды и заели. У нас в России жидов не было и их никто не знал, потому жиды и получили здесь легко приют от покровителей за деньги, за продажу русского бедного пахаря и невежественного торговца. Все несчастье - продажность.

Если жидов выгнать из России, вся административная, судебная и военная власть зарыдает великим голосом и готовы будут оставить свою службу, потому что одним жалованьем казенным плохо бы пришлось жить, а уже каждое лето ездить за границу на курорты и разгул, это бы пришлось забыть совсем.

Жиды! Ох жиды, это небесная манна для всей администрации, интендантства, железнодорожной инженерии и прочих властей. Но для Русского Государства, православной церкви, нравственности и чести присяжного начальства и даже здравия русской национальности, присутствие жида смерть скоропостижная.