Рецидивист 2. В законе
Шрифт:
– Уж, не к мадам ли Кукушкиной в гости изволите? – любезно поинтересовался возница, обернувшись к господам.
– А если и к ней, – вкрадчиво ответил чернявый, – тебе какой интерес? Ты, шельмец, может, что-то против мадам имеешь?
– Ни, – испуганно затряс головой извозчик, – ни в коем разе! Мы со всем уважением! Вам стоило только намекнуть, куда ехать изволите, а мы в лучшем виде – мадам каждый в нашем квартале знает и понятие имеет!
Возле желтого особняка извозчик остановил коня. Пассажиры легко спрыгнули на землю, щедро рассчитались и исчезли в парадной. Извозчик, пряча деньги за пазухой, с уважением посмотрел им вслед: непростые господа, ох не простые! Простые с мадам Кукушкиной не водятся – может выйти себе дороже. Возчик утер рукавом солёный пот, заливающий глаза, причмокнул губами и крикнул:
– Н-но!
Мерин недовольно переступил с ноги на ногу, но хозяина послушался. Вскоре цоканье копыт затихло за ближайшим углом, и на улице вновь воцарилась первозданная тишина.
Мадам Анну Николаевну Кукушкину действительно знал каждый в этом квартале, и даже больше: с её рук здесь кормились и городовые, и постовые, и околоточные, и даже сам господин полицмейстер не брезговал принимать от нее подарки. Надо заметить, очень роскошные подарки. Анна Николаевна могла себе это позволить, ведь, как-никак, она являлась самой крупной скупщицей краденого в Москве. Помимо приобретения похищенного барахла и драгоценностей у домушников и шниферов[3], мадам содержала два нелегальных публичных дома, одну опиум курильню, три катрана, в которых с её разрешения, отстегивая покровительнице долю малую, трудились в поте лица профессиональные каталы[4] всех мастей. Довольно часто её услугами пользовались блинопеки[5] и фармазоны[6]. Ко всему прочему мадам располагала рядом конспиративных квартир, где не без удобств можно пересидеть лихие времена, и которыми частенько пользовались мошенники всех мастей, находящиеся в розыске. На проделки мадам Кукушкиной полицмейстер Огарев, добрейшей души человек, милостиво закрывал глаза, получая в очередной раз в дар то орловского рысака, то чудную борзую. Кроме всего прочего, Анне Николаевне помогало природное обаяние, большие деньги и обширные связи, она была аристократкой голубых кровей, а её покойный супруг, всамделишный князь Николай Александрович Кукушкин, тянувший род от самих Рюриковичей, водил знакомства с очень влиятельными людьми. Был у князя один грешок: очень уж он любил перекинуться в картишки. Что-что, а играл Николай Александрович знатно – он был не просто заядлым игроком, а каталой высшего класса. Садившиеся играть с ним за один стол, случалось, враз лишались целых состояний. Состарившись, Николай Александрович, катавший лопухов всю свою сознательную жизнь, не мог просто так отказаться от прежней профессии – он открыл свой собственный игорный дом. После смерти мужа мадам Кукушкина лишь укрепила хозяйство, присовокупив к катрану публичный дом и опиум курильню. Через несколько лет безупречного ведения дел, мадам стала пользоваться бешеной популярностью в преступных кругах Москвы. Именно благодаря близости этим самым кругам с ней познакомился Саша Галанов, известный среди бродяг как Шныра. Удачливый щипач[7] Шныра сразу завоевал расположение мадам – Саша работал только с состоятельными клиентами. Он посещал балы и дорогие салоны, театры и балет. Ему фартило, и довольно часто он подбрасывал мадам раритетные вещички, технично отработанные на какой-нибудь светской вечеринке. Последний раз он прокололся случайно – тиснул лопатник[8] у фраера ушастого, а фраер оказался ни много, ни мало, зятем самого обер – полицмейстера Угрюмого. Обер быстро поставил на уши всю Москву, пообещав за информацию щедрое вознаграждение. Сашу взяли с поличным: помимо лопатника, он снял с клиента еще и золотые запонки ручной работы, которые как раз нес на продажу все той же мадам. Отвесили Шныре на полную катушку: двадцать пять лет рудников, и ни какие связи не смогли ему помочь. Но удача не оставила своего любимца – на этапе Шныре удалось бежать с помощью профессионального взломщика Дубова и случайно обнаруженного лаза. По прибытии в Москву, Саша направился прямым ходом к мадам Кукушкиной, прихватив с собой нового кореша. У дверей беглецов встретил привратник – суровый мужик, заросший черной разбойничьей бородой по самые глаза, не чесанный и опухший с похмелья, но, тем не менее, одетый в чистую золоченую ливрею.
– Куды! – проревел он, загораживая вход широкой грудью и обдавая гостей перегаром. – Мадам отдыхают! Не велено пущать!
– Слушай, Степан, – вкрадчиво обратился Шныра к привратнику, – я конечно понимаю, что доброта Анны Николаевны не знает границ, но так распустить прислугу… Как принимаешь дорогих гостей, скотина?!!! – брызжа слюной, неожиданно заорал он на опешившего привратника. – Батогов давно не
– Алексан Саныч, кормилец, – узнал Шныру бугай, – не ожидал! Я ж думал…
– Тебе думать не положено, – оборвал привратника Алексан Саныч, он же Шныра, – тебе положено помнить нужных людей в лицо!
– Виноват! – бугай вытянулся по стойке смирно. – Прикажете доложить?
– Давай, докладывай, – распорядился Шныра, проходя в гостиную. – А нам пускай горло смочить принесут! Да побыстрее!
– Сей минут исполним! – отрапортовал детина и, тяжело переваливаясь с ноги на ногу, исчез в глубине дома.
Шныра плюхнулся на низкий диванчик.
– Присаживайся, Прохор, – пригласил он товарища, – чувствуй себя как дома.
Едва только Каин присел на краешек дивана, как в гостиной появилась нарядно одетая горничная с подносом в руках. На подносе стояли два узких запотевших бокала, заполненных рубиновой жидкостью.
– О! – воскликнул Шныра, стягивая с рук перчатки. – Вот это другое дело! Бери, Прохор, бокал. Наконец-то нам начало фартить! За это надо выпить!
– Мальчики, мальчики, – раздался мелодичный голос, – разрешите и мне разделить вашу радость?
Гости обернулись – никто из них не заметил появления хозяйки. Каин смутился – для мужчины непозволительно пропускать таких женщин. Мадам была очаровательна: в свои сорок семь она все еще выглядела роскошно, пребывала в «самом соку», как любил выражаться господин полицмейстер Огарев.
– Анна Николаевна, голубушка, – Шныра припал губами к руке хозяйки дома, – как же я рад вас видеть!
– Поверьте, Сашенька, – ответила Анна Николаевна, – я рада не меньше вашего! После приговора я, право, не надеялась увидеть вас так скоро!
– Человек, мадам, предполагает, а Господь располагает, – сострил Саша. – Его милостию, да с помощью моего нового товарища, нам удалось порядком сократить вынужденное отсутствие.
– О! – воскликнула Анна Николаевна, окинув недвусмысленным взглядом крепкую фигуру Каина. – Сашенька, представьте мне поскорее этого молчаливого молодого человека, оказавшего вам неоценимую услугу.
– Прохор Дубов, великий знаток замков и запоров, – сказал Саша, – волею судеб оказавшийся с вашим покорным слугой на одной цепи. Только с его помощью «запоры рухнули – свобода воспряла радостно у входа».
При упоминании своего имени Ванька почтительно склонил голову.
– Полноте, – остановила его мадам Кукушкина, – у нас все по-простому. А сейчас, мальчики, – хозяйка взяла гостей под руки, – мы закатим пир на весь мир!
[1] Гааз Федор Петрович (Фридрих Иозеф) – тюремный доктор. Разработал облегченные кандалы для заключенных этапников. До этого этапы ходили скованные железным прутом по десять-двенадцать человек.
[2]Мирон Никитич – прокурор (воровской жаргон)
[3] Шнифер – взломщик (тюремн. жаргон).
[4] Катала – карточный шулер (тюремн. жаргон).
[5] Блинопеки – фальшивомонетчики (тюремн. жаргон).
[6] Фармазоны – поддельщики драгоценностей (тюремн. жаргон).
[7] Щипач – карманник (тюремн. жаргон).
[8] Лопатник – портмоне (тюремн. жаргон).
Глава 5
15.07.1884 г.
Российская Империя.
Москва.
Жаркое полуденное солнце нашло лазейку в плотных шторах спальни. Яркий луч пробежал по лицу Каина, заставив его проснуться. Вчерашний пир затянулся далеко за полночь, а затем мадам увлекла разомлевшего Ваньку в свою спальню. При воспоминании о прошедшей ночи тело Каина приятно заныло – мадам оказалась неутомимой любовницей, способной на разнообразные выдумки… Ванька с хрустом потянулся, отбросил в сторону шелковую простыню и поднялся. Анны Николаевны в спальне уже не было. Неожиданно входная дверь отворилась и на пороге появилась румяная горничная.
– Ой! – вскрикнула она, увидев Каина обнаженным. – Простите, я думала, вы еще спите!
Каин, хоть и не смутился, но схватил с кровати простыню и быстро обернул её вокруг бедер.
– Мадам просят вас спускаться к обеду, – озорно сверкая глазками, сказала горничная, закрывая за собой дверь.
Ванька быстро умылся, оделся и спустился в столовую. Мадам и Шныра уже сидели за столом.
– Ну и горазд же ты спать, дружище! – заметив товарища, произнес Галанов. – Мы с Анной Николаевной аж извелись: не случилось ли чего?