Редкая птица
Шрифт:
Нащупываю в кармане коньяк. Как раз и ей, и мне. Девушка делает глоток, еще. Похоже, ей лучше.
– Га-а-дость какая…
– А меня уверили, что нектар. – Делаю три длинных глотка и прячу бутылку.
Для пьянства время еще не пришло. – Пора.
Телескопический объектив приблизил напряженное лицо Дронова. Щелкает затвор.
Он подтягивается, взбирается по гребешку крыши. Затвор снова щелкает. Потом в объективе – балконная дверь квартиры шестнадцать. Дверь приоткрыта, штора отдернута. Объектив приближает лицо убитого, – и снова щелкает затвор.
– «Первый»,
– «Седьмой», я «первый».
– Докладывайте.
– Временно объект был утерян. Сейчас снова контролируется.
– Реакция объекта?
– Штатная. Объект вышел на ситуацию «Западня-3» и отреагировал по варианту «Зомби».
– Завершите ситуацию.
– По штатной схеме?
– Да.
– Есть.
Глава 9
Я сижу на козырьке крыши, обхватив рукой архитектурное излишество в виде кегли. Леночка сгоряча вышла со мной на балкон, но вернулась – захватить кое-какие вещи и документы. Ветерок пахнет морем, и родятся стихи:
Как горный орел на вершине Кавказа. Ученый сидит на краю унитаза…
Ученый – это я. И судя по дерьму, в которое я вляпался, это унитаз бесплатного общественного сортира. Правда, стихи я, похоже, сплагиатил. Ну да автор неизвестен, так что вполне сойдут за мои. У нас, ученых, так принято.
Леночки не было минут пять, я уже скучать начал. Не удивлюсь, если она подкрашивает сейчас ресницы. Если человеческая душа – потемки, то девичья для меня – полный мрак. Особенно ночью.
– Эй! – Леночка появилась на балконе и машет мне рукой.
Держусь за «кеглю» парапета, другую руку протягиваю ей и рывком втягиваю на козырек.
– Ой, – морщится она, – руку выдернешь! По чердаку веду ее за собой. Она несколько раз спотыкается:
– Дрон, помедленнее, не видно же ничего!
– Это – кому как. Я, похоже, могу пересчитать шляпки гвоздей на дальней стенке.
Спускаемся без особых приключений. Еще одна приятная особенность «сталинок»
– хоть из пушки пали, никто ничего не услышит. В хрущевской пятиэтажке мы бы перебудили не только крайний подъезд – весь дом. Хотя часть граждан приняла бы перестрелку за отзвуки боевич-ка по кабельному ТВ.
Проходим дворами к «волжанке», садимся. Проезжаю всего несколько домов и закатываю машину в тихонький дворик между гаражами.
– Почему мы сюда приехали? – Похоже, страх вернулся к девушке, и смотрит она на меня подозрительно.
– Нервы. Выпить нужно. Потом поболтаем. Тебе есть что рассказать?
– Есть. – Девушка напряжена, смотрит в одну точку. Я делаю глоток прямо из горлышка.
– Поищи «тару» в бардачке.
Лена извлекает маленький пластмассовый стаканчик.
– Посмотри, может, еще один? – Я беру у нее шоферский «лафитник», девушка запускает обе руки в бардачок, внимательно исследуя содержимое, а я совершаю антиобщественный поступок: с моей ладони в стакан с коньяко" соскальзывает струйка бесцветных кристалликов.
– Нет, больше нету. – Девушка поворачивает ко мне лицо.
– Держи, –
– Заесть нечем?
– Обижаете, мадемуазель. – Извлекаю из кармана сэкономленную от ужина шоколадку. – Роскошно?
Она надкусывает, двумя глотками выпивает коньяк, снова жует шоколад.
– Шоколадка вкусная, а вот коньяк – все-таки – дрянь.
– Так шоколадка нашенская, с орехами. Их «Сникерс» супротив нашего «Рот-Фронта», все одно что плотник супротив столяра…
Цитату из чеховской «Каштанки» она уже не услышала. Выключилась. Теперь может проспать часов десять. Ну да я надеюсь разбудить ее раньше.
Что и говорить, кавалер я коварный – использую «беспомощное состояние потерпевшей». А что делать?
Короче, осматриваю спортивную сумку, которую девушка прихватила с собой. К моей радости, не обнаруживаю в ней ни «трехлинейки», заныканной с полей сражений, ни даже «паленого» «пээма». Белье в полиэтилене, новенькие кроссовки, джинсы, курточка, пачка денег… Никакого криминала. И – никаких документов.
Заботливо укладываю девушку на сиденье, сумку – под голову, захлопываю машину. Подобно любому закоренелому меня тянет обратно, так сказать, на «место совершения». Но движет мною вовсе не маниакальная идея: просто, как булгаковского Буншу, «мучат смутные подозрения».
Через десять минут я у того же домика. Снова лезть на крышу – полный облом, идти, как все люди… В том-то и беда, что «как все люди» я был с утра, пока меня не потревожил похожий на катафалк громила. Так что стою в палисаднике и нерешительствую. Вроде тихо. Да к тому же всю жизнь во дворике не простоишь.
Хотя – некоторым удается.
Опускаю руки в карманы, на рукоятки «Макаровых», и беззаботно шагаю в подъезд. Второй этаж. Третий. У двери стоит сильно подвыпивший гражданин и, упираясь в дверной косяк, упорно выбирает нужный ключ из связки, – это Дается ему с трудом.
Живут же некоторые: выпил, закусил, приплелся домой заполночь, и вся забота – тихонечко дверь отомкнуть, не получить по мордам мокрой тряпкой… Стоп!..
0-ТОМКНУТЬ! На связке у мужика среди универсальных английских и пары нашенских ключей – профессиональная отмычка!
Я уже одолел две ступеньки следующего пролета, собирался резко развернуться… и ступеньки полетели мне навстречу.
Удар по шее был тоже профессиональным. Я тупо смотрю на горелую спичку перед носом, а в голове навязчиво вертится: «Соблюдайте чистоту», «Соблюдайте чистоту» – каким-то гнусавым механическим голосом.
По рукам пробегает судорога, и я обретаю способность двигаться. В полной отключке я был пару-тройку секунд, не больше, но этого времени «пьянчужке» хватило, чтобы испариться бесследно.
«СОБЛЮДАЙТЕ ЧИСТОТУ!» – громко требует голос, и все становится на свои места. Я поднимаюсь в квартиру номер шестнадцать, знаю, что там увижу…
Вроде после драки кулаками не машут, но все же… Дверь прикрыта, но не заперта. Распахиваю ее ногой и вхожу в квартиру по всем правилам, сначала ствол, потом «начальник».