Реестр убийцы
Шрифт:
— Может, потому, что выросла в доме, где никто не разговаривал со мной о том, что мне представлялось важным, о том, что я хотела услышать. Я никогда не чувствовала, что меня понимают, что я нужна кому-то, что я что-то значу. Может, потому что отец умирал у меня на глазах. Изо дня в день мы видели только это — как он умирает. Может, я всю жизнь пыталась понять то, что оказалось сильнее меня. Смерть. Но думаю, что существуют какие-то ясные, простые, логические причины, почему мы те, кто есть, почему делаем
— Раньше, в прежние годы, я не работал на тебя. Вот что изменилось. — Он поднимается. — Хочу выпить.
— Тебе не выпивка нужна…
Марино не слушает, и дорога к бару ему хорошо знакома. Она слышит, как он открывает шкафчик и достает стакан, потом открывает другой шкафчик, тот, в котором бутылка. В комнату возвращается со стаканом в одной руке и бутылкой в другой. Скарпетту начинает точить беспокойство. Лучше бы он ушел. Но как выгнать его на улицу в таком состоянии, да еще среди ночи?!
Марино ставит бутылку на кофейный столик.
— В Ричмонде у нас все складывалось неплохо. Я был главным детективом, а ты командовала у себя. — Он поднимает стакан. Марино не потягивает бурбон, как другие, а пьет глотками. — Потом тебя выгнали, и я ушел. И с тех пор все не так. Черт, мне же нравилось во Флориде. У нас был крутой тренировочный центр. Я занимался расследованиями, хорошо зарабатывал. У меня даже был свой психиатр. Знаменитый на всю страну. И все шло путем, пока я не перестал видеться с ней.
— Если бы ты продолжал встречаться с доктором Селф, она бы сломала тебе жизнь. Неужели ты до сих пор не понял, что ее переписка — это попытка манипулировать тобой и ничего больше? Ты же знаешь, что она собой представляет. Ты видел, как она вела себя в суде? Ты слышал ее?
Марино отпивает из стакана и качает головой:
— Ну вот. Ты просто не хочешь признать, что она сильнее, известнее, влиятельнее. Поэтому, наверно, не можешь допустить, чтобы у меня были с ней какие-то отношения. И что ты сделала? Облила ее грязью. Оклеветала. Потому что ничего другого не могла. А теперь застряла здесь, в этой глуши, и скоро станешь обычной домохозяйкой.
— Не оскорбляй меня. Я не хочу с тобой ругаться.
Он пьет, и чем больше пьет, тем сильнее проступает все нехорошее, что есть в нем, — злорадство, мелочность… скверна.
— Может быть, поэтому ты и потянула нас из Флориды… из-за моих с ней отношений. Теперь-то я понимаю.
— А я думаю, мы уехали из Флориды из-за урагана Вильма. — Тиски беспокойства сжимаются все крепче. — Из-за этого, а еще из-за того, что мне хотелось иметь настоящую практику.
Марино допивает. Наливает еще.
— Тебе хватит.
—
— Я, пожалуй, вызову такси и отправлю тебя домой.
— А может, стоит поискать настоящую практику где-то еще и убраться отсюда. Тебе же лучше.
— Не тебе решать, что для меня лучше. — Она внимательно наблюдает за ним. По лицу Марино прыгают отблески огня. — Пожалуйста, не пей больше. Достаточно.
— Ты права, достаточно.
— Марино, послушай меня, не позволяй доктору Селф вбивать между нами клин.
— Ей это и не надо. Ты сама вбила клин.
— Пожалуйста, перестань.
— Вот уж нет. — Язык заплетается. В глазах нехороший блеск, от которого ей не по себе. Он покачивается. — Не знаю, сколько мне еще осталось. И что еще случится. Так что я не собираюсь растрачивать жизнь в этой паршивой дыре, пахать на человека, который относится ко мне без должного уважения. Как будто ты лучше меня. Ну так вот, ты ничем не лучше.
— Сколько осталось? Что ты имеешь в виду? Ты болен?
— Да. Мне все осточертело. Сыт по горло. Вот что я имею в виду.
Таким пьяным Скарпетта его еще не видела. Он едва держится на ногах. Наливает. Разливает. Она едва сдерживается, чтобы не отобрать бутылку. Останавливает опасный блеск в глазах.
— Живешь одна, а это небезопасно, — бормочет он. — Небезопасно. Одна. В этом чертовом домишке.
— Я всегда жила одна. Более или менее.
— Ага. Какого хрена… Чем только думает Бентон… Надеюсь, вы оба счастливы.
Марино пьян, в нем говорит злость, и она не знает, что делать.
— Ситуация такая, что надо выбирать. Так вот я собираюсь сказать тебе правду. — С губ слетает слюна, стакан в руке опасно накренился. — Мне осточертело на тебя работать.
— Если это действительно так, то спасибо за откровенность. — Она питается успокоить его, но он только распаляется еще больше.
— Бентон — богатенький сноб. Доктор Уэсли. А поскольку я не доктор, не законник и не вождь краснокожих, то я, конечно, недостаточно хорош для такой, как ты. И вот что я тебе скажу. Я достаточно хорош для Шэнди, а она совсем не такая, как ты думаешь. Она из приличной семьи. Ее семья уж точно познатнее твоей. И выросла не на задворках Майями, и папаша ее не какой-то работяга.
— Ты пьян. Очень пьян. Можешь лечь в комнате для гостей.
— Твоя семья ничем не лучше моей. Какие-то итальяшки… только и успели, что с корабля слезть… пахать пять дней в неделю за горсть дешевых макарон да банку томатного соуса.
— Я вызову такси.
Он ставит стакан на столик.
— У меня план получше. Сяду на своего скакуна да прокачусь. — Марино уводит в сторону, и он хватается за стул.
— К мотоциклу я тебя не подпущу, — заявляет Скарпетта.