Реестр убийцы
Шрифт:
— Не понимаю, почему всем должен заниматься ты, — заводит старую песню Шэнди, но голос у нее другой, более спокойный, холодный, словно тронутый первым заморозком злости. — Ты же столько знаешь, у тебя такой опыт. Ты был настоящим копом. Не она должна командовать тобой, а ты ею. И не ее племянница-лесбиянка. — Последним кусочком хлеба она подбирает с тарелки остатки белого соуса. — Эта шефиня вроде как превратила тебя в человека-невидимку.
— Не надо о Люси так. Ты ни хрена про нее не
— А тут и знать ничего не надо — и так все ясно. Можешь не рассказывать. В этом баре каждому известно, на каком седле она катается.
— Помолчи. — Марино сердито допивает бурбон. — И Люси своим поганым языком не трогай. Мы с ней давно знакомы, еще когда она в школу ходила. Это я ее всему учил — и баранку держать, и стрелять. Так что гадости про нее слушать не желаю. Усекла? — Хочется выпить, но он знает, что не должен, потому что уже пропустил три бурбона. Прикуривает две сигареты — себе и Шэнди. — Еще посмотрим, кто тут невидимка.
— Правду не объедешь. Все же было в порядке, пока она не стала таскать тебя за собой повсюду. Вот чего ты за ней тягаешься? Хотя секрет невелик. Я-то знаю почему. — Она бросает на него взгляд, который, наверно, должен пришпилить его к стулу, и выпускает струю дыма. — Думал, она тебя захочет.
— Может, пришло время сменить обстановку, — говорит Марино. — Уехать в большой город.
— Вдвоем, ты да я? — Она выпускает еще дыму.
— Как насчет Нью-Йорка?
— В гребаном Нью-Йорке на чоппере не погоняешь. Нет, к заносчивым янки я не поеду, а там их что пчел в улье.
Марино смотрит на нее с откровенным вожделением, опускает руку под стол и поглаживает ее бедро, потому что боится ее потерять. В этом баре Шэнди Снук хотят все и каждый, но она выбрала его. Он гладит ее по бедру и думает о том, что скажет Скарпетта. Письма доктора Селф она уже прочитала. Может, теперь наконец поняла, что он собой представляет и какого мнения о нем другие женщины.
— Поехали к тебе, — предлагает Шэнди.
— А почему мы никогда не бываем у тебя? Боишься показаться со мной? Может, потому что живешь с богатенькими и я для тебя недостаточно хорош?
— Надо решить, собираюсь ли я содержать тебя. Мне, видишь ли, не по душе рабство. Она загоняет тебя на работе до смерти, как раба, а я о рабах знаю все. Мой прадедушка был рабом. А вот папаша — нет. Ему никто не указывал, что делать.
Марино поднимает пустой пластиковый стаканчик и улыбается Джесс — та сегодня выглядит просто потрясно в облегающих джинсах и узеньком топике. Та приносит еще бутылку эля и ставит перед ним.
— Домой собираешься?
— Без проблем. — Он подмигивает ей.
— Если что, можешь остаться. У меня тут свободный кемпер есть. — Джесс всегда держит в лесу,
— Я в порядке.
— Принеси-ка и мне еще!
У Шэнди нехорошая привычка — рявкать на тех, кто не дотягивает до ее статуса.
— Надеюсь, ты еще выиграешь.
Джесс говорит медленно, механически, глядя на губы Марино. На Шэнди — ноль внимания.
Он привык к этому не сразу, но со временем научился смотреть на Джесс, когда говоришь, не повышать голос, не спешить. Теперь он уже почти не замечает ее глухоты и чувствует особенную близость к ней, может быть, потому, что они не могут общаться иначе, как глядя друг на друга.
— Сто двадцать пять тысяч долларов за первое место.
Сумма огромная и кажется еще более внушительной из-за того, как растягивает ее Джесс.
— Держу пари, в этом году банк сорвут Речные Крысы, — говорит Марино, зная, что Джесс просто хочется поболтать с ним, может, немножко пофлиртовать. Сам он в состязаниях не участвовал и не собирается.
— А я ставлю на Колесо Грома, — влезает Шэнди в той бесцеремонной манере, которая так раздражает Марино. — Эдди Тротта, такой красавчик. Вот для кого мой автодром всегда открыт.
— Я тебе вот что скажу. — Марино кладет руку на талию Джесс и смотрит ей в глаза. — Когда-нибудь и у меня будет куча баксов, и тогда уж не придется ни тюнингом заниматься, ни ходить на эту дерьмовую работу.
— С этой дерьмовой работы в любом случае надо сваливать — такими деньгами только дырки затыкать. Шефиня его за скво держит. К тому же Питу работать не обязательно — у него я есть.
— Вот, значит, как? — Марино знает, что не должен об этом говорить, но бурбон и злость тянут за язык. — А если я скажу, что у меня есть предложение? В Нью-Йорк, на телевидение?
— В каком качестве? Рекламировать «рогейн»?
Шэнди смеется, а Джесс безуспешно пытается прочесть по ее губам.
— В качестве консультанта доктора Селф. Она меня приглашает.
Ни остановиться, ни сменить тему он уже не может.
Шэнди оторопело смотрит на него.
— Врешь, — выдавливает она неуверенно. — Какое ей до тебя дело?
— Мы с ней давно знакомы. Хочет, чтобы я поработал у нее. Думал сразу согласиться, но тогда пришлось бы перебираться в Нью-Йорк, оставлять тебя здесь… — Он обнимает ее за плечи.
Шэнди отстраняется.
— Ну, по-моему, ее шоу превращается в балаган.
— Налей нашему гостю за мой счет, — громко говорит Марино, кивая в сторону незнакомца в яркой косынке, сидящего со своим псом у бара. — У парня трудный вечер. Только и смог наскрести что вшивых пять баксов.