Регина

Домогалова Елена

Но время — главный козырь в подобных делах — было уже безнадёжно им упущено.

Захваченный своими мыслями, Этьен не заметил слежки. Люди кардинала благополучно довели его до дома, дождались, когда он выйдет обратно, и перехватили в узеньком переулке перед улицей Шантерень. Этьен не успел даже вскрикнуть, как его уже затянули в тёмный проход между домами, и держа у горла нож, принялись тщательно обыскивать. Ищейки старшего Гиза не задарма ели свой хлеб: драгоценное письмо было найдено в считанные секунды между страниц требника. Участь Этьена была решена заранее: его нельзя было ни в коем случае оставлять в

живых. То, что его не пощадят, он понял сразу же, как только напавшие на него бандиты вместо денег принялись искать у него письмо, и едва оно оказалось у них в руках, Этьен каким-то невероятным образом исхитрился вывернуться из удерживавших его рук, не обращая внимания на то, что лезвие кинжала резануло кожу на горле, и рванулся прочь с криком о помощи. Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы разгадать его намерения: в людном месте, посреди улицы они бы не осмелились преследовать монаха, тем более убивать его на глазах у прохожих. Этьену не хватило каких-то долей секунды, чтобы выбежать из переулка, — отправленный умелой рукой тонкий острый стилет оказался быстрее и догнал его, с хрустом врезаясь в плоть, разрывая кожу и пробивая кость. Иезуит, словно споткнувшись на бегу, рухнул на подогнувшиеся колени, зашатался и упал лицо в холодную вонючую жижу, заливавшую проулок.

Метавший нож подошёл к распростёртому телу Этьена, склонился над ним, привычным движением выдернул стилет, толкнул ногой тело:

— Мертвее не бывает. Я же говорил, мой стилет сам находит свежую кровь. Ладно, ребята, дело сделано — письмо у нас. Пора сматываться, пока никто не увидел нас рядом с трупом монаха. Иначе хозяин нас определит на такое кладбище, где могила на всех одна и называется она Сена.

— Дело говоришь. Только вот что — красной сутане вряд ли понравится, что мы не избавились от мертвяка. Найдут его здесь, шум поднимется. Не бродяга ведь, а иезуит, будь они неладны. К тому же церковник. Монаха убить — грех страшный.

— А ты что же, когда деньги вперёд брал, не знал, что охоту на иезуита открыли? Брось, Жак, нас на это дело сам кардинал благословил, а он всяко быстрее договорится с небесной канцелярией, чем простой монашек, у которого — будь я проклят, если вру! — рыльце в пушку до самых ушей.

— Хватит трепаться, — оборвал обоих третий, беспокойно озиравшийся по сторонам и скрывавший лицо широкими полями старой потрепанной шляпы, — надо поскорее уносить ноги. Идём на встречу с господином, получаем свои деньги и ложимся на дно.

Три укутанных плащами призрака растворились в полумраке переулков и сутолоке площадей, оставив в грязной жиже распростёртое тело монаха. И потому не увидели, как белые пальцы Этьена судорожно сжались, он вздрогнул всем телом, закашлялся, чудом не захлебнувшись в луже, и с мучительным стоном перевернулся на бок. Вытер дрожащей ладонью лицо, размазывая грязь и струившуюся с угла рта кровь, и медленно пополз в сторону улицы, где его, уже терявшего сознание от потери крови, подобрали проходившие мимо стражники.

Случай, правивший судьбой Регины, в этот раз отвёл острие стилета от сердца Этьена на те спасительные полдюйма, позволившие ему выжить. Жак Боном, наемник кардинала Лотарингского, промахнулся впервые в жизни и это служило лишним подтверждением того, что графиня оказалась вовлечена в цепочку роковых случайностей, которая могла оборваться

в любой момент и оборваться трагически.

В отличие от людей кардинала, слуги герцогини Монпасье работали чище, что лишний раз подтверждало незаурядные организаторские способности Екатерины-Марии. Графа де Бюсси они перехватили ещё на подъезде к городу.

Увидев людей в плащах и надвинутых на глаза шляпах, Луи без лишних разговоров положил руку на эфес шпаги и его пажи, заметив этот жест, также молча приготовились к драке. Но незнакомцы не притронулись к оружию, а лишь преградили им путь.

— Кто такие? — Луи подъехал на коне вплотную к человеку, шагнувшему навстречу первым.

— У нас поручение к его сиятельству графу де Бюсси.

— Вот как? И от кого же? — мысленно Луи вознёс благодарность Деве Марии, он-то уже приготовился к встрече с людьми короля или, что ещё хуже, со святой инквизицией.

— Нам приказано сопроводить вас на улицу Де Шом. Безотлагательно.

Луи приподнял бровь — предусмотрительности клана Гизов можно было только позавидовать.

Видя, что граф замешкался, человек герцогини решил, что Бюсси, видимо, подозревает ловушку, и протянул ему бумагу с печатью герцогини де Монпасье.

"Подателю сего верить" было написано размашистым, решительным почерком Екатерины-Марии.

— Ну что ж, желание женщины — закон. Если герцогине де Монпасье так необходимо видеть меня, то я, пожалуй, доставлю ей такое удовольствие.

В доме герцогини его ожидал более прохладный приём, чем он рассчитывал. Едва выслушав положенную формулу приветствия, Екатерина-Мария недовольно скривила губы:

— Вы заставляете себя ждать, ваше сиятельство.

— Да?

— Впрочем, — не обращая внимания на его удивление, продолжила герцогиня тем же раздражённым голосом, — радует уже одно то, что вы вообще догадались вернуться в Париж. А особенно то, что вернулись один.

— А с кем я должен был вернуться?

— Оставьте ваш невеликий актёрский дар для менее взыскательной публики. Я всё знаю. И поверьте мне на слово — гораздо больше, чем вы.

— Ну уж в этом-то я никогда не сомневался. Может, всё-таки позволите мне присесть и отдохнуть с дороги, предложите бокал вина хотя бы? Я чертовски устал, если вы не заметили.

— Ничего, это не смертельно. Перенёсете как-нибудь. Я позвала вас не для того, чтобы ублажать вашу уставшую и разбитую плоть.

— Что ж, я не в обиде. От лотарингцев большего ожидать и не приходится. Тогда зачем же вам понадобилась так срочно моя недостойная во всех отношениях плоть?

— Прекратите паясничать, Бюсси, вам это не к лицу. Лучше ответьте мне на один вопрос. Где Регина?

— Вы только что поставили меня перед фактом, что вам известно больше, чем мне. Так откуда в таком случае подобный вопрос?

— А я хочу услышать версию, которую вы будете говорить той половине Парижа, которая сломала голову, думая, куда исчезла так стремительно и необъяснимо графиня де Ренель.

Бюсси глубоко вздохнул и приготовился уж было вдохновенно рассказывать, что графиня де Ренель пожелала осмотреть угодья и поместья, которые она должна была принести в качестве приданого графу де Лоржу после их свадьбы, но Екатерина-Мария нетерпеливым жестом остановила его: