Регрессия. Исповедь колдуна
Шрифт:
Мама помогла мне разуться, и я в одних носках отправился за ней по холодному скрипучему паркету в единственную комнату. Женщина уже ждала нас за столом, а кот урчал на ее коленках. Перед старушкой на белом полотенце с вышивкой по краю стояла стеклянная миска с водой, рядом были навалены пучки трав, пузырьки с жидкостями и порошками и несколько тонких косточек. Мама вздрогнула и схватила меня за руку.
– Мы, наверное, пойдем, – прошептала она.
– Ишь, не придумывай! – шепеляво усмехнулась женщина, показав ровные вставные зубы. – Хочешь знать или нет?
– Хочу, – кивнула
– Тогда садитесь.
Напротив стола посетителей ждали два гостевых стула. На один забрался я, едва доставая ногами до пола, а на самый край другого села мама, сложив длинные пальцы в замок на столе перед собой.
– Похожи, – заметила старушка, по очереди оглядев нас. – Только эта дрянь не от тебя, ты – нормальная.
– Знаю, – тихо прошептала мама. – Скажите, что это, и как нам бороться.
Женщина стянула с волос сетку, разметав седые кудри по плечам, и протянула ко мне морщинистую руку. Если до этого мне было просто не по себе, то теперь стало совсем страшно. Я поглядел на осунувшуюся маму, и она чуть заметно кивнула. Я с опаской протянул ладошку женщине, и та с плеском погрузила ее в воду. Руку словно охватило льдом, в который я вмерз и не мог пошевелиться. Хотелось заплакать и убежать, но мама сидела, безвольно и подавлено глядя на происходящее, и я решил не сопротивляться. Может быть, это зачем-то нужно. Тогда надо просто дать неприятной тетке сделать все, что она хочет, и наконец уйти отсюда. Отправиться в Зоопарк или в Детский мир.
Старуха сыпала в воду порошки, шептала какие-то слова, часть из которых я почему-то понимал. Вернее, не я, а тот, внутри меня, подсказывал. Она водила косточками вокруг миски, то закрывала глаза, то выпучивала их так, что становилась похожей на голубя. Казалось, она уже не с нами, а улетела куда-то далеко-далеко, и мне тоже захотелось на секунду улететь с ней. Но он не дал мне, приказав остаться и не идти на поводу у слабосильной ведьмы.
Когда же женщина вернулась из своего невидимого путешествия и вновь смогла говорить, вместо того, чтобы ответить на мамины безмолвные вопросы, она отшатнулась, задев ножку стола. Кот, успевший задремать, взметнулся на стол, хватаясь когтями за полотенце, и примостившаяся на нем миска с грохотом разлетелась об пол на сотни осколков, утянув за собой часть снадобий непутевой ведьмы.
– Убирайся отсюда, и это, – она указала на меня, – с собой забери! Никогда сюда больше не приходи!
– Что? – Мама в непонимании хлопала глазами. – Что случилось? Что не так? Вы объясните?
– Ты говорила, ребенок кого-то видит и общается с ним! Ты врала! Ты знала, какая внутри него тьма? Ведь знала? – Старуха в ярости схватила маму за кофту и принялась трясти. Я в ужасе стоял за ее спиной и не мог проронить ни слова.
– Знала! – выплюнула мама ей в лицо. – И думала, что вы сможете это из него убрать!
– Я на такое не способна… – прошипела ведьма. – Я не знаю, кто вообще на такое способен! Слишком глубокая тьма, его самого-то почти нет… Жаль мне тебя, голубушка, но ты молодая, родишь еще ребеночка.
– Да пошла ты! – закричала мама, хватая меня за руку и выбегая в коридор. – Игорек, обувайся, нам здесь нечего больше делать!
Рыдая в
– Мам, мам, а что это было? Кто эта тетя? – спрашивал я, задыхаясь от быстрой ходьбы. – И что она такое сказала?
– Ничего, Игорек, ничего. Нам не надо было ходить к ней, – обреченно кинула мама через плечо.
– И мы к ней больше никогда-никогда не пойдем? – уточнил я.
– Никогда-никогда, обещаю! – Мама присела на корточки, обняла меня и тут же разрыдалась.
К этой ведьме мы действительно никогда больше не ходили, но были десятки других.
Теперь же, когда мы проехали нужную остановку, я начинал переживать, но старался гнать от себя плохие мысли в надежде, что мама меня не обманет. Она обещала школьные принадлежности, значит, за ними мы и направляемся. Но все же тревога то и дело накрывала удушливой волной, я не выдержал и спросил:
– Мам, а куда мы едем?
– К бабушке. – Она потрепала меня по волосам.
К бабушке… Удивительно, я не знал, что у меня еще и бабушка есть. Мама была сиротой, ее родители то ли погибли, то ли сбежали – она почти ничего о них не знала, но всегда плакала, вспоминая. Наш дом в деревне достался от ее тети, с которой мама виделась всего пару раз. Но после выхода из детского дома сразу перебралась в деревню, счастливая, что хоть кто-то у нее есть. С тетей этой так и не увиделся – она умерла до моего рождения.
Мы вышли на незнакомой станции метро, и я разинул рот от удивления – Москва, хоть я и любил поездки в город, казалась мне оплотом серых панельных домов, торговых центров и гудящих машин. Каково же было мое удивление, когда перед нами открылся вид на шелестящие кроны деревьев, уютные дворы-колодцы с трехэтажными цыплячье-желтыми домиками и широкую почти пустую улицу. До бабушкиного дома пришлось добираться на автобусе еще минут пятнадцать, пока он не высадил нас возле обыкновенной пятиэтажки, каких я уже видел превеликое множество.
Мы с мамой наперегонки взлетели на третий этаж и замерли возле самой обыкновенной двери, обитой коричневым дерматином. В ответ на мамин звонок за дверью раздались шаркающие шаги, и на пороге появилась грузная женщина с пучком выцветших волос, одетая в розовый махровый халат и такого же цвета тапочки с помпонами.
– Здравствуйте, Клавдия Семеновна, – мама с трудом натянула улыбку, и я понял, что бабушка ее не очень-то любит.
Женщина несколько раз внимательно осмотрела нас с мамой и вместо приветствия процедила сквозь зубы:
– Ничего от моего Семочки! А не связался бы с тобой, остался бы жив.
– Вы же хотели увидеть внука, я привезла. – Мама будто не заметила ее слов и шагнула в квартиру.
На нас пахнуло той затхлостью, какая всегда царит в квартирах старушек. Тлетворно-сладковатый запах окутывал каждый уголок этого захламленного помещения. Наш ветхий дом хоть и трещал по швам, опасно поскрипывая на сильном ветру, но он был уютным. Здесь же мне стало противно – какие-то тюки и котомки, узлы и пакеты. Они были повсюду – спрятанные в шкафы, закинутые на этажерку, ютящиеся среди книг.