Регрессия. Исповедь колдуна

Фишер Н. М.

– Не хочу, не хочу, не хочу! – я сжимал голову ладонями и отчаянно тряс ею, пытаясь выгнать загробный голос из своей головы.

– Не хочешь? – взревел учитель, оглушая меня изнутри. – Да ты сам пришел ко мне!

– Сам пришел? – я не хотел верить в это, но отчего-то знал, что учитель не лжет.

– Закрой глаза, мой мальчик. – Голос вновь стал тихим и будто даже ласковым. – Сосредоточься и перенесись к началу. Не говори, что не можешь, – приказал он, даже не дав мне возразить. – Твоя сила в тебе, никуда она не делась с веками – я постоянно ее ощущаю. Вернись в ту точку, когда ты решил стать

моим учеником, и ты все поймешь сам.

Я выдохнул и зажмурился, продолжая сжимать голову руками. Ничего не происходило – лишь тьма окутывала меня со всех сторон. Но чем дольше я вглядывался в нее, пропуская через себя, погружаясь в ее пучину, тем отчетливее проявлялась картинка вдали. Смутно знакомые очертания приближались и светлели – сначала появились цвета, а потом – звуки и запахи.

***

Первым, что я почувствовал, стал дикий голод. Кажется, я не ел несколько дней. Серое небо хмурилось, накрапывал мелкий дождь, а ледяной ветер пробирал до самых костей. Я брел по булыжной набережной вдоль реки, где кучками ютились рыбаки, прикрываясь тряпьем от навязчивого дождя. В голове назойливо вилась лишь одна мысль – как найти пропитание.

В одной из луж, собравшихся в углублении между камнями мостовой, выбитыми телегами, я увидел свое отражение – высокий мальчишка с растрепанными черными волосами, тоже лет семи. Лицо измазано сажей, одежда грязными лохмотьями висит на обтянутых кожей костях, а зеленые глаза полны отчаяния.

Воспоминания пришли сами собой – я отчетливо видел добротный дом в пригороде Парижа. Видел, как две моих сестры разбухли и умерли одна за другой в страшной лихорадке, как мать, выхаживая их, заболела сама и, покрывшись сочащимися гноем язвами, иссохла за несколько дней. Как отец рвал на себе волосы, потеряв всех женщин в семье. Как он ушел на два дня, а потом вернулся, злой, с зажженным факелом в руке и принялся размахивать им, прогоняя нечистую и вытравляя чуму. Как я в ужасе смотрел на него и умолял остановиться. А потом перед глазами замелькала вспыхнувшая солома, занявшиеся огнем стены и тряпки, а потом и пропитавшееся вином тело отца, рухнувшего в пламя.

Я испугался и убежал. Бежал долго – до самого города, но и в Париже не мог найти приюта – кому нужен некормленый мальчишка без семьи, денег, весь в грязи и вшах. К тому моменту я не умел ничего – всю свою недолгую жизнь я работал на виноградниках вместе с семьей, не зная другой жизни. И теперь, оказавшись, в шумном вонючем городе, не мог найти себе места.

Когда я уже собирался забиться под городские стены и тихонько умереть, поскуливая так, чтобы меня не слышали, появился он. Я догадался о его появлении задолго до того, как увидел. Многоликая толпа сначала зашепталась, расступаясь и стремясь спрятаться, а потом замерла и смолкла. Такую тишину я раньше слышал только под ясным небом виноградных полей, но никак не в столице.

Мне было все равно – умирать под громкие крики или в гробовой тишине, но тут передо мной возникла фигура. Старец в длинной сером одеянии, не похожий ни на одного человека из тех, что мне прежде приходилось видеть, с такими же серыми длинными волосами показался мне похожим на призрака. Я поднял на него взгляд и вскрикнул – глаза его были полностью белыми, недоступными для света, но все же казалось,

что он заглядывает в самую душу.

– Как зовут тебя, мой мальчик? – склонился надо мной старец, будто видел меня так же ясно, как я его.

– Иоганн, – прошептал я.

– Иоганн, я чувствую в тебе будущую силу. Ты же хочешь стать великим и подчинять себе других?

– Я не знаю, – еле слышно ответил я, испугавшись его слов.

– Когда узнаешь, – усмехнулся он, – спроси на рыночной площади, где найти колдуна, тебе подскажут.

Старик, скривившись в жуткой улыбке, отодвинулся от меня и заковылял дальше, а я остался сидеть, не зная, соглашаться мне на пугающее предложение странного старца или нет.

Ответ пришел быстро, стоило мне начать терять сознание от голода и жажды. Оказалось, что умирать было слишком страшно – даже за такое жалкое существование я цеплялся из последних сил.

Падая по дороге от бессилья, в полузабытьи я добрался до дома колдуна, постучал в дверь и рухнул возле порога. Когда я открыл глаза, обнаружил, что старец водит руками, охваченными огнем, над моим телом и шепчет что-то на незнакомом языке. Голова больше не кружилась, руки и ноги налились мощью, и желудок перестал урчать от голода. Никогда прежде я не чувствовал себя таким сильным и способным сворачивать горы.

Я приподнялся в койке и огляделся – в очаге тлели дрова, полутемная комната, наполненная дрожащими тенями, благоухала ароматами трав, ровными пучками свисавших с потолка. Слепой старик устремил на меня белки глаз, и его лицо озарилось улыбкой, впрочем, делавшее его еще неприятнее.

– Здравствуй, Иоганн, – проскрипел он. – Рад, что ты пришел. Ты принял мое предложение?

– Какое? – По спине пробежали мурашки.

– Ты станешь моим учеником?

– Учеником? – удивился я. – Но я никогда ничему не учился. Я и грамоты не знаю… Я…

– Я научу тебя всему. Просто скажи «да».

– Да, – ответил я, не думая, – да. Я согласен. Только не бросайте меня.

– Ни за что, – ответил колдун. – Во веки веков.

Глава 6.

Мое тело сотрясала лихорадка, бросавшая то в жар, то в озноб. Сквозь полузабытье я чувствовал сильный запах спирта и ледяные прикосновения мокрой ткани к горячей груди – мама обтирала меня, пытаясь сбить жар. Она еще не знала, что этот жар со мной навсегда. Я и сам тогда не знал.

Несколько раз я приходил в себя и даже пытался приоткрыть глаза, чтобы сказать: «Не бойся, мама, со мной все хорошо. Я – все еще твой сын. Твой Игорек». Но темные путы утягивали меня во мрак и возвращали в прошлое.

– Это ничего не значит! – твердил я учителю. – Пусть я пришел сам, но это было тогда! А сейчас я хочу быть нормальный обычным мальчиком! Хочу гулять с друзьями и не слышать тебя!

– Вот как? – усмехнулся голос в моей голове. – Ты бы не смог всего этого без меня – не забудь спросить у своей мамаши, как ты родился!

– Ты все врешь! – выкрикнул я вслух, но в сердце закралось первое сомнение, и я поник. – И все равно – люди боятся меня только из-за тебя! Они бы меня любили, а из-за тебя со мной никто не общается! Но я обязательно найду друзей, извинюсь перед Машей, и все будет хорошо – ты мне не помешаешь!