Реи?с
Шрифт:
– Министра?
– Бери выше.
– Куда ж выше? – продолжал валять ваньку Горовой.
– Короче, подполковник, – Троекуров снял очки и начал укладывать их в очечник, – я хотел по-хорошему. Не выходит у нас. Ты отказываешься выполнять личный приказ верховного? Я тебя правильно понял? Сдавай дела и дуй в Крым. Только смотри, одно слово о нашем разговоре – и…
– Верховный вам лично дал приказ? – спросил Горовой, глядя куда-то мимо Троекурова, словно за спиной генерала возникла вдруг какая-то новая фигура.
– Нет, передал с нарочным, –
Троекуров уже начал уставать от этого разговора. Он был совсем не дурак и понимал, что приказ – действительно идиотский (это на языке гражданских).
– Хорошо, я согласен, – Горовой встал и начал разминать ноги, сгибая и разгибая их в коленях.
– Что, затекают коленки-то? – по-отечески спросил генерал.
– Да, и поясница что-то дурака начала валять, – осознав, что проиграл, успокоился подполковник. – Старость не радость.
– Не переживай. Выполнишь задание, слетаешь ко мне на недельку в Москву. Я тебя за ручку свожу к полковнику Сергею Федоровичу Глушакову, начальнику лаборатории рефлексотерапии в Мандрыко. Он тебя за один сеанс на ноги поставит. Ноги будут, как у жеребца. Про спину забудешь. И х…й будет стоять, как у Гагарина.
– А я все думал, почему он разбился. Рычаги перепутал.
Оба засмеялись.
– Товарищ генерал-лейтенант, у меня есть одна просьба.
– А-а, так ты с требований на просьбы перешел, полковник? – Троекуров снова хитро посмотрел на Горового. – Это уже неплохо.
– Подполковник, товарищ генерал, – поправил его Горовой.
– Ну, знаешь, военный, это мне решать, сколько тебе звездочек носить. Сказал – полковник, значит, полковник. Жди приказ первого августа. Со всеми вытекающими. У тебя, кстати, выпить чего-нибудь найдется? А то в горле пересохло. Давно столько ни с кем не гутарил.
– «Боржоми»?
– Ты, полковник, действительно сегодня что-то тормозишь. Я же ясно сказал – выпить, а не сиську пососать. Я доходчиво излагаю?
– Так точно, товарищ генерал! – звякнул воображаемыми шпорами повеселевший Горовой.
Пока он открывал сейф и тянулся за дежурным коньяком, генерал напомнил ему о его просьбе:
– Так что ты хотел, Горовой? Какая просьба? Давай, валяй, я сегодня добрый.
– Вы не могли бы лично отдать приказ моему расчету? А то, знаете…
– Знаю, – оборвал его довольный генерал. – Знаю, что ты меня опередил. Именно это и собирался сделать. Зови сюда своих ворошиловских стрелков. Кстати, знаешь про них анекдот?
– Про моих ребят?
– Нет, про стрелков.
– Не знаю. А может, знаю… Нет, не знаю, – Горовой произносил слова, не вдумываясь в их смысл. Мгновенная реакция Троекурова на его просьбу показалась ему странной, но в чем здесь подвох, он еще не понял, и ему снова стало тревожно на душе.
– Короче, – генерал взял его за локоть. – Кстати, знаешь, что надо говорить, когда кто-то в разговоре с тобой говорит «короче»?
– Нет. А
– «Короче у соседа» – надо говорить, – лицо Троекурова вдруг стало пунцовым от резкого приступа смеха. – Короче, б...дь, у соседа! А-ха-ха-ха-ха! Ты понял? Что у соседа – короче?
– Понял, товарищ генерал, – выдавил из себя смешок Горовой.
– Так вот. Короче, идут два ворошиловских стрелка по площади Пушкина в Москве, – грузное тело и лиловые щеки генерала все еще сотрясались от смеха. – Ты в Москве был? Площадь видел?
– Так точно. Был, видел.
– Молодец, – генерал успокоился и не дрожащей более рукой начал разливать коньяк по рюмкам, которые Горовой достал вместе с бутылкой из сейфа. – Ну, давай! За звезды в небе. Чтоб на погоны сыпались! И за силу русского оружия. Вздрогнем, брат!
Троекуров одним глотком выпил рюмку и, не поморщившись, налил себе еще. Горовой последовал его примеру.
– Лимона у тебя нет случайно? – улыбка на лице генерала стала тепло растекаться по всему его телу. – Люблю, знаешь, по-человечески, чтобы и вкус был, и букет.
– Так точно, – Горовой полез в маленький холодильник под портретом Верховного главнокомандующего в форме офицера-подводника. – Как я мог забыть?!
Он достал уже порезанный на дольки лимон на блюдечке с золотой каймой и поставил на стол.
Выпили еще по одной.
– Ну вот, значит, идут стрелки эти… ворошиловские… по площади Пушкина, – язык у генерала начал слегка запинаться. – Ты, кстати, заешь, поч…чиму площадь так называ-ется?
– Ну, имени Пушкина, поэта.
– Пра-а-а-льно. А если ни-и знашь названи-и-и-я, как узнать назва-а-а-а-а-ние?
– Не знаю.
– Во-о-о-т им-м-м-но. Там Пушкин стоит. Сан Сегей-е-е-е-йч. Памятни…ик! – Троекуров икнул и потянулся за лимоном.
– Да, знаю. Стоит.
– Так во-о-о-т. Один стрело-о-к другому говори-и-т: «Не пйму. Па-а-а-мятник Пушкину. А попа-а-а-а-л-то Дантес!» Данетес, б...дь, попал. Понима-а-ашь?
– Так точно. Ха-ха-ха! – в этот раз Горовой засмеялся ненатужно. Он никогда не слышал раньше этого анекдота. – Дантес попал, товарищ генерал. В Пушкина.
– Во-о-т им-мно, – удовлетворенно хмыкнул Троекуров. – Как ты в того «Стрижа». – Генерал-лейтенант смачно высморкался в огромный, как шаль, носовой платок, спрятал его в карман кителя и продолжил совершенно трезвым голосом: – Ну, полковник, давай своих ворошиловских орлов. У меня всего час остался.
Через двадцать минут все четверо были в штабе. Разговор прошел спокойно и взвешенно. Протрезвевший генерал пообещал расчету новые звездочки и должности. Всем, кроме механика-водителя. Тому денежную премию. По-отечески обнял каждого, рассказал дежурный анекдот про смекалистого солдата и под дружный хохот своего воинства отправился на аэродром, где его уже ждал самолет с включенными двигателями.
* * *
– Я не слышал этого анекдота раньше, – капитан ФСБ Чернецов снял наушники и спросил старшего лейтенанта Павленко. – Правда, смешной?