Река детства (сборник)
Шрифт:
Получилось у меня в журнале что-то вроде гербария. Но не из растений, а из их названий. Жаль, маловато оказалось у меня сведений, чтобы узнать все цветы в «лицо»…
А Пыж коллекционирует запахи. Близкие берега пахнут притаившимися зверями и птицами. Вот дохнуло чем-то незнакомым. Может, это черепаха, пригревшаяся на солнце?
Тоненькая, обрывающаяся, будто пунктирная, ниточка тянется от маленькой птички камышевки, перепархивающей в тростнике. Иногда Пыж поскуливает и нетерпеливо топчется. Наверное, почуял толстый запах кабана, который сидит
После светлых лугов речка прячется в лесу. Тенистые липы, ольхи и клены нависают над водой. Мы плывем под их сводом, как в туннеле. Какой, должно быть, стоит тут дух, когда цветут липы!
А сейчас здесь пахнет дубом – крепким, ядреным запахом ранней осени. На дубах созрели желуди. Они падают в воду, булькнув увесисто и коротко, как пули. Дубы метят в нашу лодочку.
Понг! – стукаются желуди о тугую брезентовую палубу.
Пульк! – выговаривают они, врезаясь в воду.
«Р-р-р-р!» – выговаривает Пыж, когда желудь угодит в него.
Водяной пастушок
Порой кто-то окрикивает нас из камышей, вопрошая требовательно и строго: кто?! Откуда?!
В просветы зарослей видно, как быстро бежит рыжевато-черная птица – водяной пастушок. Кого пасет он в камышовых джунглях? Не клопов ли водомеров?
Водомеры целыми стадами отстаиваются где-нибудь в затишке. Увидят надвигающийся нос лодки и разбегаются по воде врассыпную. У водомера на ногах широкие лопаточки-водоступы. Бежит он в них по воде, как по полу, не проваливается. Бежит толчками, вымеряя речку четвертями. Раз толчок – четверть. Два – еще четверть. Перемерил Битюг и встал под бережком, чтобы течением не сносило.
Водяной пастушок тоже не проваливается на воде. Росту невеликого, с цыпленка, а ноги будто от цапли приставлены – голенастые и длиннопалые. В самый раз такими ногами по водорослям бегать. Вот пастушок и бегает. Как посуху. Добежит до края камышей, а дальше – стоп! – чистая вода. Омуток, ни единой травки. Надо лететь. А летун он совсем неважный. Не столько летит, сколько бежит, крыльями лишь помогает, да с таким плеском и шлепом, будто кто в ладоши хлопает. Одолел чистую воду, сунулся в камыши и исчез, как иголка в стогу сена. Не ищите теперь пастушка. Вряд ли на глаза покажется. Большой мастер в траве прятаться. Теперь до новой встречи с другим пастушком.
Рыбаки и рыбки
Какая речка обходится без рыбаков! Есть они и на Битюге.
Я замечаю торчащие из кустов длинные удилища и перестаю грести, чтобы не пугать рыбу.
– Ну как – ловится?
Рыбак откликнется не сразу. Ему надо очнуться от сладких мыслей, привязанных к висящему под водой крючку.
– Рыбка плавает по дну… Нам поймать хотя б одну…
Все ясно: неудачник этот рыбак.
Другой отвечает:
– Удить-то удим, только есть навряд ли будем…
Тоже понятно. Из той же компании невезучих рыбаков.
Третий улыбается, подмигивает с берега:
– Кошке
– Это сколько же – «немножко»?
– Да вон целое лукошко.
Ну а это уже немало. Оттого и весел этот балагур.
Четвертый машет рукой, вздыхает:
– Без лодки какая рыбалка… Вот если б на лодке…
Этот рыбак из разряда мечтателей-нытиков. Ему дай лодку – он все равно будет вздыхать: «Что тут за рыбалка? Битюг – речка маленькая… Рыба тут мелкая… Вот если б на Дону…»
Окажись он на широком Дону, мечты и там понесут его дальше: «Вот если б на море… Или на Атлантическом океане – вот где рыба ловится!»
Попадались рыбаки и на лодках. Больше на резиновых пухлых надувашках. В одном месте так густо заполонили речку – еле протиснулся между ними. Сидят рыбаки, каждый в своей резиновой «тарелке», и на поплавки соседей поглядывают: как там у них?
Встретился старый рыбак на лодке-душегубке, выдолбленной целиком из ствола толстой осины. Сидит на корме, вёселком потихоньку отгребается. За ним тянется «дорожка» – длинная леска с латунной рыбкой-блесной на конце. На щуку такая снасть. Поздоровался.
– Ж-ждраштвуй, – отвечает.
Спросил у него, далеко ли до города Боброва.
– Жавтра догребешь, ешли поштараешша.
– Что-то я у тебя, дед, ничего не пойму, – посетовал я. – Жамкаешь что-то, все «ж» да «ш»… Жужжишь, как шершень.
– Видишь? – показал он стиснутые вставные зубы. – Жубами дорожку держу. Жубами шражу почувштвуешь, когда шшука возьмет.
– Ох, дед! Хватанет большущая щука и вырвет дорожку вместе с зубами! – предостерег я рыбака.
– Нич-чо! – засмеялся рыбак, не выпуская из зубов жилки. – Они у меня жележные. Ишшо поштавлю. Жележа в штране хватает!
Зимородки
Но самые усердные рыбаки на Битюге – это зимородки. Часами сидит зимородок над рекой и смотрит в воду. Ждет. Терпеливо, как кошка, караулящая мышь у норки. Увидит рыбку под собой и камнем врезается в воду. И почти всегда вылетает с уловом. Редко когда промахнется.
Для такой рыбалки нужна прозрачная вода. И поэтому живут зимородки только на чистых речках.
Ростом зимородок поменьше воробья, но разодет как франт: голова и крылья зеленые, спина голубая, манишка красноватая, а щеки желтые с черной каемочкой. Далеко его видно, когда он быстро летит над самой водой, будто яркий изумрудный фонарик.
Я знал, что зимородки роют в берегах глубокие печурки и делают в них гнезда из мягких рыбьих косточек. И что пахнет из такой печурки рыбой.
Нам не раз попадались печурки в обрывистых берегах. Некоторые я даже обнюхал, но запаха рыбы не уловил. Пахло из них землей и немножко курятником.
Однажды я насторожил жерлицу – снасть на щуку, похожую на рогатку. Одним концом леска на рогатку намотана, а на другом – живая рыбка для приманки щуки, «живец».
Ночью наживку никто не тронул. А в полдень я обнаружил жерлицу размотанной. Ага, кто-то есть!