Река её жизни
Шрифт:
Николай был средним из братьев. Поэтому привык хвостом ходить за старшим, Алексеем. Хотя, когда подрос, ребята собирались играть разного возраста. Но братья привыкли держаться вместе.
Родители строили дом на окраине Скудино и ребята с удовольствием помогали на стройке. Конечно, топором махать им не давали, но принеси/ подай — это было их заботой. А когда взрослые уходили, тут уж ребята резвились вдоволь, интересно же лазать и представлять, что это не дом, а неприступная крепость!
Вот, как то вечером, когда взрослые закончили работу, ребята остались на стройке одни. Балансируя среди брёвен, Коля поскользнулся.
Выглянул во двор — Алексей с братишкой укладывали дрова в поленницу.
— Пацаны, Шурку надо в больницу вести.
Алексей пулей влетел в дом, молча оценил серое лицо сестры и раздутую, в кровавой тряпке, ногу. Присел возле кровати спиной к сестре.
— Цепляйся крепче. — Саша обхватила брата за шею, а Алексей подхватил её тощие коленки по бокам. Брату было пятнадцать и шестилетняя сестрёнка, хоть и была рослой, но, для пацана, выросшего в деревне, ноша была посильной.
Пять лет назад родители достроили дом на окраине Скудино, куда переехали из Русаново.
Рядом было несколько деревень. Скудино и Русаново разделял овраг. На окраине Русаново возвышалась церковь, за ней протекал ручей. Прямо — дорога в деревню Горки, а по другую сторону ручья, располагалась деревня Оксёново.
Фельдшерский пункт находился в Скудино. Алексей нёс сестрёнку, а Николай, опираясь на палку, едва поспевал за ним. Вася, виновато пыхтя, шёл следом. “И что я Шурку послушал? Вдруг и правда останется хромой как Коля?” — в голове рисовались жуткие картины, одна страшнее другой.
Андрей Павлович, доктор, выгнал ребят в приёмную, посадил Сашку на кушетку и размотал тряпку: ступня распухла и рана снова начала кровить.
— Придётся зашивать, дорогуша. Не бойся, сделаю укол и больно не будет.
У Сашки от страха скрутило живот, в ушах зашумело и что-то мелкое замельтешило перед глазами.
— Ну, ну, милая! — увидел, что девочка стала белая, как стена в амбулатории — скажи ка, чья ты будешь? — Доктор вернул Сашку на землю.
— Степановых.
— Это, Матвея Степановича дочка? Знаю, знаю такого. — Андрей Павлович быстрыми точными движениями стягивал края раны. — Где ж тебя угораздило?
Шурка вздохнула:
— Да с яблони спрыгнула вчера, а там стекло.
— Что же вчера то не пришли?
— Я думала, что само пройдет. Мамы дома не было, я и спряталась в кровати, чтобы не ругали.
Доктор заканчивал перевязку и только головой покачал — Ну и ну!
Обратно шли в том же порядке. Сашка кульком висела за спиной Алексея и первой увидела спешащую навстречу мать. В животе опять всё сжалось: “Что мама скажет?”
Мать подбежала, всплеснула руками, голос дрожал:
— Шурочка, доча, как же так? Больно?
У Сашки из глаз брызнули слёзы, даже у врача не ревела, а тут прорвало.
— Мама… Ыыыыы… я думала папка ругать будет…
Мать держа её за руку, семенила
— Бог с тобой, дочка! Как такое удумала то?
Возле дома стоял отец. Пришёл на обед, а тут вся семья в сборе.
Увидел зарёванную Сашку, в бинтах:
— Видимо, дочка, будешь теперь дома за главную?
А Сашку переполняло противоречивое чувство: было невыносимо стыдно за то, что обманула всех и, в то же время, счастлива — все рядом, все переживают за неё — значит любят.
Глава 2. Семья
Мама Саши, Феврония Денисовна Еленская, родилась 16 июля 1896 года.
Свою мать она не помнила: та умерла от простуды сразу после родов. Отец Фени женился второй раз, и Девочка выросла с мачехой. В семье отца и мачехи родились свои дети, и Феврония, с детства, училась зарабатывать на кусок хлеба. Тогда, девочек, часто отдавали в няньки, за харчи. Вот и Феня, чуть подросла — стала ходить на заработки.
Недостаток материнской любви и ласки сказался на характере. Девочка, обделённая материнской любовью, выросла тихой и любила уединение. Открыто проявлять чувства она не умела. Свою любовь выражала заботой. Вот и свою дочь, она любила, но приласкать не умела.
Отец Саши, Матвей Степанович Степанов, родился 9 августа 1888 года.
Он был старше Февронии на 8 лет. Высокий, коренастый, видный, но характер имел мягкий, неустойчивый.
Февронья не была красавицей, но обладала каким то особым женским магнетизмом. Имела лёгкий, уравновешенный, но твёрдый характер. На рожон не лезла, любила мужа, принимала его главенство и легко прощала обиды.
Муж чувствовал её внутреннюю силу и, в моменты, когда становилось особенно тяжело, от того, что мечтал о другой доле для семьи — в колхозе он не мог выбраться из нужды — убегал от проблем в спиртном. Тогда на укоры жены реагировал агрессивно, мог пустить в ход кулаки, пытаясь таким образом доказать свою состоятельность. На утро каялся, а жена жалела и прощала — любила его.
Это случалось не часто, в основном жили дружно, работали сообща.
Грамоте, в детстве, Февронье учиться не было возможности, читать / писать не умела. За трудодни, в колхозе, в графе подпись, ставила крестик.
Зато, от природы, имела богатый внутренний мир, тонкое чувствование прекрасного.
С детства имела особую тягу к природе. От бабушек познала свойства трав, любила лес, понимала его законы, уходила далеко и могла целый день провести на природе, собирая травы, коренья, ягоды, грибы, орехи. Слушала пение птиц, шелест листвы и мечтала о будущем.
Зимой, когда была минута свободы — вязала крючком ажурные шали, подзоры для кроватей*, накидки на подушки. Собираясь на праздничные посиделки, пела с женщинами о любви и женской доле.
Саша родилась 10 апреля 1930 года. В семье Степановых уже было три сына. Старшему, Алексею, было тогда 9 лет, Николаю 6, а младшему, Василию неделю назад исполнилось 3 года.
С появлением нового члена семьи, у ребят, кроме домашних дел, добавились теперь дежурства с сестрой. Маленький Вася старался во всём подражать старшим братьям: в одночасье, в нем перестали видеть малыша. Рядом с сестрёнкой, он воспринимался теперь большим и самостоятельным. Мать, первый месяц, сидела с малышкой дома, а как начались каникулы у старших, нанялась с мужем пасти скот: коров тогда держали в каждом подворье.