Река рождается ручьями. Повесть об Александре Ульянове
Шрифт:
Программу партии теперь из дела не выкинешь! Ее будут переписывать всякие писари, секретари, столоначальники. Она останется! И когда-нибудь, в будущем, люди узнают...
Дверь загремела, лязгнул засов. Вошел дежурный офицер, за ним - надзиратель и двое солдат с примкнутыми штыками.
– Встать, - протяжно и словно бы нехотя сказал офицер и сонно посмотрел на Сашу.
– Для вручения обвинительного заключения вам надлежит следовать за мной.
Один солдат встал впереди, второй - сзади. Офицер одним глазом оглядел Сашу, поправил
– Дайте ему гребенку, пусть причешется.
Саша провел несколько раз гребенкой по коротким волосам, вернул ее надзирателю.
– На выход, - скомандовал офицер все тем же ленивым и вялым голосом.
На этот раз пошли совсем не в ту сторону, куда обычно водили на допросы. Несколько раз надзиратель, гремя огромной связкой ключей, открывал и закрывал массивные двери. Солдаты и офицер, пока тюремщик возился с замками, со скучающим, безразличным видом стояли рядом. «И как ему только удается так быстро находить нужные ключи?
– думал Саша, наблюдая за ловкими движениями надзирателя.
– Ведь это тоже призвание нужно иметь, чтобы добровольно заточить себя на много лет в этот мрачный могильник. Впрочем, сюда, в главную тюрьму России, по всей вероятности, подбирают особых людей, «специалистов». Сюда просто так не попадешь».
Вошли в низкое темное помещение. Солдаты, сделав полуоборот, отошли в сторону. Из-за длинного стола, покрытого зеленой в чернильных пятнах скатертью, поднялось несколько человек: ротмистр Лютов, Котляревский, комендант крепости Ганецкий и еще двое незнакомых в черно-зеленых вицмундирах чиновников Правительствующего Сената. Один из незнакомцев, по виду самый моложавый, с глубокой вертикальной складкой между бровями и пристальным взглядом решительных, очевидно, не знающих колебаний глаз взял со стола гербовую бумагу с двуглавым орлом наверху, внимательно посмотрел на Сашу.
– Ваша фамилия?
– Ульянов.
– Имя?
– Александр.
– Отчество?
– Ильич.
– Год рождения?
– 1866-й.
– Место рождения?
– Нижний Новгород.
– Имеете претензии по содержанию в подследственный период?
– Нет, не имею.
– Хотели бы что-либо добавить к материалам следствия?
– Нет.
– Чувствуете себя в настоящий момент физически здоровым? Жалоб нет?
– Жалоб нет.
Моложавый чиновник выгнул плечи, чуть запрокинул назад голову.
– Согласно Высочайшему Повелению, - громко начал он, вкладывая в свои слова особо торжественный смысл, - последовавшему двадцать восьмого марта сего года, а также на основании второго пункта тысяча тридцатой статьи устава уголовного судопроизводства издания 1883 года, сын действительного статского советника Ульянов Александр Ильич предается суду Особого Присутствия Правительствующего Сената с участием сословных представителей.
Чиновник вложил гербовую бумагу в лежавшую на столе коленкоровую папку, взял папку
– Подсудимый Ульянов, в ходе предварительного следствия вы отказались от предоставляемых вам законом услуг профессиональной защиты. В связи с этим первоприсутствующий по вашему делу сенатор Дейер предложил мне, обер-прокурору сената Неклюдову, в присутствии лиц, для этой цели им уполномоченных, вручить вам все материалы вашего дела, а также обвинительное заключение по делу, составленное на основании документов следствия и дознания... В процессе судебного разбирательства с разрешения господина первоприсутствующего вам предоставляется право на самостоятельную защиту.
Он протянул папку.
Саша молча взял дело.
Ротмистр Лютов, Котляревский, комендант и второй чиновник опустились на стулья. Неклюдов вышел из-за стола, вплотную подошел к Саше.
– В свое время, - медленно заговорил он, - я был учеником вашего отца. Весьма сожалею, что довелось встретиться с сыном Ильи Николаевича при столь прискорбных обстоятельствах. Папенька ваш был образцом выполнения долга перед обществом и отечеством. Видимо, пример его не пошел вам на пользу.
Глаза у обер-прокурора были жесткие, непроницаемые, напористые. «Моралист, - подумал Саша, - праведник в вицмундире».
Неожиданно странное, незнакомое чувство бешено полыхнуло в нем, и он с радостным облегчением ощутил, как распрямляется внутри пружина, сдерживаемая до сих пор с таким трудом.
– Здесь не место для разговоров о пользе отечеству, - зло сказал Саша и посмотрел на Неклюдова с такой ненавистью, что у того невольно прищурились глаза.
– Потрудитесь выполнять свои обязанности без нравоучений.
Обер-прокурор не отводил взгляда. В зрачках его загорались зеленые огоньки гончей, почуявшей долгий и в общем-то не трудный, но сладостный гон уже подраненной дичи.
– Ах, вот вы какой!
– задумчиво проговорил Неклюдов и смерил Сашу с ног до головы своими внезапно побелевшими глазами.
– Ну что ж, я рад, что предварительная характеристика, данная вам людьми, знающими вас лучше, чем я, подтверждается. Очень рад.
Он вернулся на свое место, кивнул дежурному офицеру. Тот сделал знак солдатам, и они с быстротой давно привыкшего к своим обязанностям механизма почти одновременно встали около Саши - один сзади, другой спереди.
– На выход, - ленивым и безразличным голосом скомандовал офицер.
Уходя, Саша успел поймать взглядом лицо ротмистра Лютова. Ротмистр неодобрительно покачивал головой, явно порицая легкомысленную выходку подсудимого Ульянова в адрес обер-прокурора Неклюдова,
3
Вернувшись в камеру, Саша отодвинул в сторону оловянную миску с остывшей едой и жадно раскрыл первую страницу дела. Ему не терпелось поскорее узнать, какие же материалы, кроме показаний Канчера и Горкуна, легли в основу обвинительного заключения.