Река рождается ручьями. Повесть об Александре Ульянове
Шрифт:
Сзади, топая сапогами, подошли судебные приставы. Саша взглянул на маму, несколько раз кивнул головой. Мама поднялась с места, заторопилась по проходу к барьеру, уронила белый платок...
Пристав положил сзади на плечо тяжелую ладонь. Саша отвернулся от решетки и, сгорбившись, вышел из зала.
Глава двенадцатая
1
– Особое Присутствие Правительственного Сената продолжает допрос подсудимого
Дверь из зала заседаний Особого Присутствия в комнату, где содержатся подсудимые, чуть приоткрыта. Слышно, как сдержанно перешептывается публика, с шумом отодвигают громоздкие кресла с высокими спинками сенаторы, как рассаживаются на своих местах сословные представители.
Саша оглядел комнату. Сгорбленный Шевырев, бледный Канчер, растрепанный Горкун, унылый Волохов. Только Осипанов сидит между жандармами прямо и строго, ни тени раскаяния на его лице.
Генералов и Андреюшкин напряженно внимательны. Новорусский растерян, подавлен. Красавец Лукашевич улыбается немного натянуто и удрученно, но все равно - никакие испытания, ни уже принятые, ни будущие, не могут изменить его гордой, независимой осанки.
– Прошу ввести подсудимого Ульянова, - скрипит за дверью голос Дейера.
Слоновья поступь судебных приставов, и вот они вносят в комнату свои неправдоподобно огромные фигуры - седые с желтизной бороды государственно лежат на крестах и медалях, непримиримо скрипят ремни амуниции, в глазах - не ослабевающая ни на секунду преданность престолу и вере, готовность в любую секунду умереть по приказу вышестоящих начальников.
Саша встал. Тотчас же все глаза поднялись на него.
Осипанов и Генералов смотрят твердо, надежно, Пахом Андреюшкин - неопределенно; все остальные по-разному - испуганно, безразлично, боязливо, виновато (это Канчер).
– Пожалуйте в залу Присутствия, - важно, с достоинством басит один из приставов.
И Саша, подняв голову, идет в зал заседания Особого Присутствия.
Мама сидит на старом месте - в последнем ряду около двери. Сенаторов за столом только четверо - Бартенева, очевидно, отправили спать. Не хватает и одного сословного представителя - котельского волостного старшины Васильева. Чувствуется, что судьи плотно пообедали, выпили (красноносый котельский старшина, по всей видимости, переложил, и его отправили вслед за Бартеневым отсыпаться), исчезло болезненное выражение с кислой физиономии Лего, даже старикашка Ягн и тот приободрился. Публики, естественно, поменьше - заседание вечернее.
– Подсудимый Ульянов, - скрипит Дейер, - вы готовы к продолжению допроса?
Саша кивает.
– К суду претензий не имеете?
– Нет.
– Возобновляем допрос подсудимого Ульянова, - протяжно объявляет Дейер и тут же, опасаясь, что Окулов перехватит инициативу, сам задает первый вопрос: - Скажите, подсудимый, когда вы познакомились с метальщиками - Генераловым, Андреюшкиным и Осипановым?
Саша.
Дейер. С Андреюшкиным? Саша. В декабре.
Дейер. С Осипановым?
Саша. С Осипановым я виделся только один раз, двадцать пятого февраля.
Дейер удивленно поднял брови.
– Неужели всего один раз? Этого не может быть.
– И тем не менее это так.
– Значит, Осипанова видели только один раз?
– Один раз.
– Но фамилию-то его раньше слышали?
– И фамилии не слышал.
– Но вам же говорили, что существует лицо, готовое принять на себя метание снаряда?
– Говорили. Но фамилии при этом не называли.
Дейер задумался. Сенатор Окулов зашелестел бумагами. Первоприсутствующий, как бы спохватившись, снова начал задавать вопросы.
Дейер. Когда вы познакомились с Канчером?
Саша. В январе этого года.
Дейер. А с Горкуном?
Саша. Приблизительно в то же время.
Дейер. И с Волоховым тогда же?
Саша. Нет, с Волоховым позже, в феврале.
Окулов. Господин председатель, прошу прощения... Скажите, Ульянов, вам приходилось бывать на квартире Горкуна?
Саша. Приходилось.
Окулов. С какой целью?
Саша. Сейчас уже не помню...
Окулов. Я могу напомнить вам... Вы принесли туда гектографированные прокламации о событиях семнадцатого ноября в Петербурге на Волновом кладбище. Когда вы хотели отслужить панихиду в память литератора Добролюбова. Припоминаете?
Саша. Припоминаю...
Окулов. Какого числа это было?
Саша. Не помню.
Окулов. И опять же я могу напомнить вам. Это было двадцатого ноября. Это число указано в обвинительном заключении.
Дейер. Да, да, совершенно правильно. Именно двадцатого ноября произошла ваша сходка. Кто еще, кроме Горкуна, принял участие в ней?
Саша. Был еще Канчер...
Дейер. И еще?
Саша. Был еще один человек, но фамилии его я не знал.
Дейер. Принесенные вами прокламации были прочитаны на сходке?
Саша. При мне - нет.
Дёйер. Что же происходило при вас?
Саша. При мне прокламации раскладывались в конверты...
Дейер. И дальше?
Саша. На конвертах были надписаны адреса, по которым рассылались прокламации.
Дейер. Откуда же вы взяли адреса?
Саша. Я принес адрес-календарь, в котором были помечены лица, которым следовало распространить прокламации.
Дейер. Канчер и Горкун принимали участие в распространении?
Саша. Да.
Окулов. Следовательно, с ваших слов можно считать установленным, что знакомство с Горкуном у вас состоялось в ноябре прошлого года, а не в январе нынешнего, как вы изволили утверждать только что. Не так ли?
Саша. Так...
Окулов. Следовательно, вы вводили суд в заблуждение, сокращая срок своего преступного влияния на Петра Горкуна?