Рекламщик в ссылке для нечисти
Шрифт:
Царь Борис выпустил меч из ослабевшей руки, пошёл нетвёрдо. Дойдя до сына, упал на колени.
— Прости меня, — сказал он с рыданием. — Что ж я натворил-то... А меня ведь тянуло, я всё ходил, смотрел тайно... Всеславушка, и ты меня прости!
— Сыночек, — прошептала царица и тоже опустилась на колени перед сыном, обхватила его ноги. — Что же я... Что ж за сердце-то материнское... А ведь тоже приказала запереть, потому как боялась привязаться к подменышу, а это сердце мне правду шептало...
Мудрик опустил
— Я не гневаюсь... Матушка, батюшка, что вы! Я вас прощаю.
И спина его распрямилась, и лёгкие белые волосы потемнели, легли на плечи, и глаза перестали косить, но не изменили цвет. Так и остались — один чуть в зелень, второй в синеву. И, поведя широкими плечами, он сказал удивлённо:
— Хорошо-то как, будто туман развеялся! Будто был я не здесь, будто спал и проснулся.
Народ ахнул. Кто-то всхлипнул, кто-то зашептался, только бурая медведица, никого не замечая, склонилась над волком, зализывая его раны.
— Колдуна взять-то? — неуверенно спросил один из царских воинов.
И тут Казимир, издав крик — отчаянный, птичий — ударился оземь и взлетел в небо совой.
Тут же от берега вдогонку ему полетела ворона. Нагнала, они сцепились, роняя перья и молотя друг друга клювами, но ворона была слабее.
— Лук! — воскликнул Горыня. — Есть у кого?
Лук нашёлся. Дружинник, молодой парень, напряжённо следил за сражением, и, едва птичий клубок распался, пустил стрелу.
Сова камнем упала вниз и, ударившись о землю, опять стала человеком. Оглушённый, он лежал неподвижно.
— На шее у него нож-то! — заверещал Хохлик. — На шее!
Василий бросился и первым успел, нашарил, срезал шнурок мечом. Тут Казимир очнулся, мотнул головой и вцепился в него.
Хохлик подскочил и ткнул колдуна пониже спины писалом, которым царапал крестики. Тот дёрнулся, хватка его на миг ослабела, Василий вывернулся и отбежал. На Казимира тут же кинулись, навалились все скопом.
Василий дрожащими руками взялся за клещи, напряг все силы — проклятый нож не ломался!
— Дай мне! — закричал Горыня.
Но с лезвием ничего не смог сделать и он, а колдун, зарычав по-звериному, обернулся рысью и выскользнул из-под чужих тел.
— Дай сюда! — воскликнул Тихомир, подбегая, и, бросив нож на землю, рубанул мечом, а потом ещё. — Ишь ты, и меч булатный не одолеет...
Медведица сцепилась с рысью и заревела от боли, когда острые когти полоснули плечо. Другие не успевали подступить, рысь была слишком быстра. Чёрный волк, напрягая последние силы, попытался встать, но лапы его подломились.
— Доченька! — закричал Добряк. Начал тонко, а докончил низким рёвом, опускаясь на землю уже медведем, и бросился на подмогу, тяжёлый, косматый, расталкивая народ.
— Да нож-то проклятый! — простонал Тихомир. — Ничего не берёт...
Он попробовал уже и клещами,
— Мне! — закричал Василий. — Дай, я знаю... Гришка, Гришка, сюда! Гришка, лежать!
Тихомир бросил ему нож. Гришка подбежал, лёг — в новой упряжи, думали телегу цеплять... Василий одним прыжком взлетел ему на спину, вцепился в ремни и скомандовал, хлопнув ладонью:
— Вперёд! Пошёл, пошёл!
Гришка понёсся по полю. Рысь взвыла за спиной. Обернувшись, Василий увидел, что она гонится следом, за ней спешит коротконогий Волк, позади кто-то подзывает коней...
— Скорее, Гришка, скорее! — воскликнул Василий.
У норы кузнеца он кубарем скатился на землю, и тут же налетела рысь, на глазах превратилась в колдуна, придавливая сверху.
— И так ладно, — зашипел Казимир ему в лицо, пытаясь отнять нож. — Лезвие в сердце вгоню, облик твой возьму, тебе свою личину отдам. Никто не прознает!
— Я... обещал... — стиснув зубы, пробормотал Василий. — В глаз тебе дать...
И, пнув Казимира коленом, сжал его плечо, оттолкнул и ударил в лицо другой рукой. Жаль, почти без замаха.
Тут подоспел Волк, вцепился колдуну в ногу и начал трепать. Тот заорал, как будто от этой раны ему стало больнее, чем от любой другой, а Василий вскочил на ноги и пробежал последние несколько шагов.
Кузнец, как всегда, молча стоял на пороге.
— На, — сказал Василий и сунул ему нож. — Перекуй скорее, переплавь, что угодно, сломай! Скорее!
Кузнец взял нож и исчез в темноте землянки.
— Нет! — закричал Казимир. — Нет, остановись!
Раздался звон металла о металл, разнёсся над полем. Колдун упал на колени, вскинул руки, старея на глазах — лицо покрылось морщинами, с волос сбежала краска, они побелели. Но он не умер, а, видно, только утратил силы. Василий, тяжело дыша, стоял и смотрел.
В это время сюда прискакали первые всадники. Впереди других на чужой лошади летела Марьяша.
— Васенька! — воскликнула она, спрыгивая на землю. Он поймал её в объятия.
А над землей всё плыл, плыл отголосок кузнечного звона.
Глава 27. Василий возвращается туда и обратно
Казимира связали и увезли в карете под стражей. Он не сопротивлялся и не произнёс ни слова — глубокий старик с трясущейся головой и слабыми ногами. Казалось, что и не понимает, где находится. На всякий случай ему не поверили и не спускали глаз, потому как если он в чём и знал толк, то в притворстве.
Ещё когда его приволокли под руки и бросили на траву, чтобы спутать ремнями, все местные выскочили на дорогу, проверили, что границы больше нет, и на радостях сплясали — кто сам по себе, кто пытался вести хоровод.