Реконструктор
Шрифт:
– Да уж, вы тут неплохо развлекались, – усмехается невидимый собеседник. – Посмотри на себя, солдат!
Опускаю глаза вниз и вижу, что полы моей шинели густо заляпаны бурыми пятнами. Водитель, это его кровь.
– Это не я, слава богу, они не попали по мне ни разу. Я Кранца в кабине отодвигал, когда ему прилетело. Вот тогда, наверное, и испачкался.
– Как он там?
– Несколько попаданий в грудь – боюсь, он умер сразу. Как меня не зацепило – ума не приложу. А что там дальше? За моей спиной взорвался бензовоз, и…
– Там оставалось еще две машины. Судя по тому, что никто из них до сих пор не дал о себе знать и не приехал сюда, они остались там навсегда. Тебе еще повезло, солдат, что ты вовремя сообразил пересесть за руль.
– Герр обер-лейтенант! –
– Что там? – повернулся мой собеседник.
– Прибыла рота из полицейского батальона. Их командир просит вас к себе.
– Вот так всегда, – хмыкнул офицер, – когда эти бандиты лезут из лесу, их вечно не бывает поблизости. Зато потом… Скажи, я сейчас приду. А тебе, – поворачивается он ко мне, – сегодня несказанно повезло. Я бы на твоем месте отметил это дело хорошей выпивкой. Ты дважды счастливчик, солдат!
– Осмелюсь спросить почему, герр обер-лейтенант?
– Потому что вовремя сообразил сесть за руль – это первое.
– А второе, герр обер-лейтенант?
– Так у тебя полный кузов артиллерийских снарядов! И это вторая причина выпить! Как твое имя, солдат?
– Макс Красовски, герр обер-лейтенант! После излечения направляюсь в маршевую роту.
– Я запомню тебя, солдат, и доложу о твоем поступке.
Получасом позже в машине уже был новый водитель. А подошедший вместе с ним фельдфебель принес мне новую шинель взамен испорченной. Она, правда, была немножко великоватой, но выбирать не приходилось.
А Кранца положили в кузов. Ему было уже все равно.
До места назначения мы добрались только под утро. Здесь колонна сворачивала налево, а моя дорога шла дальше. По моей просьбе водитель притормозил около дорожного указателя, и я спрыгнул на землю.
– Удачи тебе, камрад! – машу рукой водителю. – Легкой дороги!
– И тебе того же! – кивает он в ответ. – Удачи!
Топая по узкой колее, раз за разом прокручиваю перед глазами ночное происшествие. Странно. Я совсем не понимаю, почему действовал именно подобным образом. Ведь гораздо логичнее попросту выскочить из машины в лес и тихо уйти по кустам в сторону от места боя. Крайне маловероятно, что сидящие в засаде люди смогли бы меня в этом случае заметить. В глазах стрелков все еще плясали бы искры от собственных выстрелов, а в ушах раздавался их грохот. Так что ни увидеть меня, ни услышать, по крайней мере на более-менее значительном расстоянии, никто из них попросту не смог бы. А уж уйти тихо по лесу – это я могу достаточно хорошо. Что-что, а такие штучки делать мы вполне обучены. Стоп-стоп-стоп! А кто же меня всему этому обучал? Не помню. Но совершенно точно знаю, что могу ходить по лесу тихо! И этот маневр с грузовиком… Почему я выключил фары? Почему поступил вопреки всякой логике? Эти движения мне привычны и знакомы. Но ведь я никогда не водил грузовика! Или водил? Габариты машины я почувствовал. Пусть и не сразу, но почувствовал же! Всего разок кусты зацепил. Зато потом, даже и без фар, по колее машину вел. Нет, тут явно что-то нечисто. Какой такой дубинкой надо стукнуть себя по башке, чтобы там встали на место все шарики и ролики, именуемые столь возвышенным словом – «человеческая память»? Эх, сюда бы сейчас любезного доктора Крауци! Вот кто сумел бы разрешить все мои сомнения за пять минут! Но он теперь далеко… Где-то в генерал-губернаторстве. Поди сыщи. Ладно, будем разбираться сами.
Командир маршевой роты обер-лейтенант Хельмут Бользен оказался худым, как жердь, высоким человеком с неприятным выражением лица. Как только дежурный доложил о моем прибытии, меня тот же час призвали предстать пред его начальственные очи. И первое, что я услышал, – неслабый нагоняй по поводу своего внешнего вида. Обер-лейтенанту не понравилась моя шинель. Вернее, то, как я в ней выглядел.
– Вы специально так оделись, солдат? – И голос у него был такой же неприятный, скрипучий, будто колодец с несмазанный воротом.
– Никак нет, герр обер-лейтенант!
– Вот как? А куда вы дели свою?
– Она была испачкана кровью и вообще сильно пострадала.
– Неудачно побрились?
– Никак нет, герр обер-лейтенант. Сегодня ночью колонна автомашин, в одной из которых я ехал, была обстреляна из лесу бандитами. Я заменил убитого водителя и сел за руль машины. А в тот момент, когда его перекладывал, шинель испачкалась кровью, текущей из ран. Вот и распорядился начальник колонны выдать мне другую шинель. Он пообещал подать рапорт о данном случае.
– Хм, так передо мной, оказывается, герой? – язвительно проговорил ротный.
– Никак нет, герр обер-лейтенант, я просто выполнял долг немецкого солдата.
– Долг? Ладно, и здесь у тебя будет возможность сделать то же самое. Я распоряжусь, чтобы тебе подыскали что-нибудь более подходящее по размеру. Свободен!
Нельзя сказать, что мое пребывание в этой части было развлечением. С самого раннего утра и до поздней ночи нас безжалостно гоняли по окрестностям. Мы рыли окопы, стреляли и бросали учебные гранаты. Во всем этом я находил для себя много знакомого. Несомненно, мне когда-то приходилось делать подобные вещи. Здесь фельджандарм, с которым я беседовал еще в госпитале, был совершенно прав. Но тем не менее я не раз ловил себя на мысли, что некоторые из тех вещей, которые нам преподавали сейчас, мне не только приходилось делать раньше, но делать это совсем по-другому. Но как и почему? Ответа не находилось. Иногда на меня что-то накатывает, и я рвусь в учебную атаку так же, как в настоящую боевую. И тогда взводный меня одергивает – не лезь вперед товарищей!
Впрочем, нам не оставляют достаточно времени для размышлений на какие-то отвлеченные темы. Только-только и успеваем, что поесть и передохнуть. На что-то большее его не хватает. Да и не с кем нам особо разговаривать. Дыхание фронта ощущается даже и здесь, в тылу. Только-только переговоришь утром с соседом по койке – а в обед он уже собирает свои вещи. За неделю личный состав роты обновился почти на треть. Наш взводный офицер – лейтенант Макс Краузен, старый вояка. Прошедший еще ту войну, он смотрит на жизнь со здоровым цинизмом и справедливо не ожидает от нее ничего хорошего. Поэтому он учит нас тому, что, по его мнению, и потребуется на фронте в первую очередь. Нет, строевая подготовка у нас есть – как же без этого? По-моему, армии без строевой не бывает вообще. Но не она у нас поставлена во главу угла: стрельба, переползания – вот этим приходится заниматься постоянно, невзирая ни на какие погодные условия и прочие несерьезные (с точки зрения взводного) вещи. А вот рукопашной драки нам отчего-то совсем не преподают. На мой осторожный вопрос Краузен делает удивленное лицо:
– Ты, наверное, действительно хорошо приложился головой, солдат! Хочешь сказать, что тебе уже когда-то приходилось сходиться с русскими врукопашную?
– Что-то такое помню, герр лейтенант.
– Надо же! – Краузен с интересом на меня смотрит, словно впервые увидел. – Немного я знавал людей, которые вот так, запросто, могли бы это сказать!
Пожимаю плечами – с моей точки зрения, здесь нет ничего особенного.
– Ну… Кое-что я все-таки помню, герр лейтенант. Мы столкнулись с ними в каком-то селении… Там еще были каменные дома… И командир приказал их оттуда выбить. Мы открыли огонь, но они выставили перед собою женщин.
Стоявшие рядом солдаты поворачиваются к нам. Некоторые даже подходят поближе, чтобы лучше слышать мои слова.
– И что же было дальше, Макс? – интересуется взводный.
– Стрелять было нельзя…
– Почему? – удивляется кто-то из солдат. – Это же их женщины, какое нам дело, сколько их уцелеет?
– Фамилия?! – оборачивается к нему взводный.
– Карл Магерт, герр лейтенант!
– После занятий тебя будет ожидать штабс-фельдфебель Горн. С нетерпением ожидать, солдат! Полагаю, у него для таких нетерпеливых героев, как ты, всегда найдется какое-нибудь важное дело… А ты, Макс, продолжай…