Рекрут Великой армии
Шрифт:
Когда мимо нас промчались последние ряды, Зебеде выглянул из-за двери и в ужасе завопил:
— Здесь пруссаки!
Зебеде открыл огонь. Пруссаки были уже около нас. Кое-кто взбежал по лестнице наверх, Зебеде, Бюш и другие начали защищаться штыками. Зебеде кричал: «не давать пощады!», словно сила была по-прежнему на нашей стороне. Но тут он получил удар прикладом по голове и упал.
Видя, что он на волосок от гибели, я крикнул «в штыки!» и ринулся на врагов. Остальные последовали за мной. Пруссаки отступили, однако вдали виднелся
Бюш взвалил Зебеде на плечи, и мы взобрались по лестнице наверх. Внизу гремели выстрелы. Мы решили втащить лестницу к себе наверх, но увы — она не влезала вся.
Зебеде, уже очнувшийся, посоветовал нам запихнуть ружье между ступеньками. Так мы и сделали.
Вся улица была теперь полна пруссаков. Они не могли сдержать своей ненависти и кричали не переставая: «пленных не брать!».
Они стреляли в потолок амбара, но он был из толстого дуба, так что пули не могли пробить его. Мы палили без промаха. Из соседних домов и амбаров, где засели другие отряды нашей роты, тоже раздавались выстрелы.
Нас было около двух сотен среди трех-четырех тысяч врагов. Нам некуда было отступить. Все улицы и переулки были заняты пруссаками. Они уже овладели несколькими домами. Я подумал: «Теперь тебе пришел конец, Жозеф! Отсюда невозможно выбраться!»
Меня охватило отчаяние.
Глава XX. Сражение выиграно
Неожиданно снаружи все стихло. Пруссаки что-то замышляли. Может быть, они таскали хворост и солому, чтобы поджечь нас. Может быть, подвозили орудия, чтобы расстрелять.
Мы посмотрели в слуховые окошки — пруссаков близко не было видно. Нижнее помещение было тоже пусто. Зебеде сказал:
— Осторожнее! Негодяи что-то приготовляют. Зарядите-ка ружья.
Не успел он кончить этих слов, как все здание, от фундамента до крыши, содрогнулось, точно проваливаясь сквозь землю. Что-то посыпалось сверху, а снизу, под нашими ногами, полыхнул громадный огонь.
Мы все упали на пол. Это разорвалась бомба, подкинутая нам пруссаками. Когда я поднялся, в ушах шумело. Я увидел, что к слуховому окошку подставлена лестница и пруссаки пытаются влезть внутрь, пользуясь нашим замешательством, Бюш отбивался у окна. К нему на подмогу подбежали другие. Нам удалось опрокинуть лестницу.
Нас оставалось теперь только шестеро. Двое стояли у окна и отстреливались, остальные заряжали ружья. По всей улице раздавалась пальба. Я стал теперь совсем спокоен и думал только об одном: «старайся сохранить свою жизнь!».
Мы отстреливались так около четверти часа. Мой патронташ опустел и я взял патроны у убитых. Внезапно раздался крик: «Да здравствует император!» и мы увидели на площади нашу колонну с развернутым знаменем, совсем изорванным и черным от дыма.
Пруссаки отступали. Когда колонна подошла к амбару, мы спустили лестницу и сошли внутрь. Раненые товарищи кричали и молили нас унести их, но страх смерти сделал нас варварами, и мы не обратили внимания
Из пятнадцати нас осталось лишь шестеро. Зебеде и Бюш были в числе живых.
На улице мы присоединились к батальону и пошли вместе со всеми в атаку. Мы шли по трупам. Все было покрыто кровью. Теперь мы не стали переходить мост, а двинулись вправо, чтобы выбить пруссаков из домов. Нам удалось это, и своим натиском и выстрелами мы вынудили их пушки отступить.
Мы собирались уже напасть на другую часть деревни, как вдруг прошел слух, что отряд пруссаков в 15–20 тысяч движется на нас от Шарлеруа, с тыла. Очевидно, он был в засаде в лесу. Это заставило нас остановиться.
Все улицы были полны убитых и раненых. Многие сидели, прислонившись к стене, но уже не дышали. В ручье тоже валялись трупы. Некоторые держались за берег, точно собираясь вылезть из воды. В домах валялись раздавленные бревнами и камнями.
Битва около Сент-Аманда, видимо, становилась все более ожесточенной. Канонада гремела все громче.
Мы все испытывали невероятную жажду, которой раньше не замечали. Мы стояли неподалеку от моста. Ручей был весь красен от крови. В саду перед нами находился колодец. Около него валялось три трупа: эти солдаты подошли напиться и были убиты пруссаками.
— Я отдам половину своей крови за стакан воды! — говорили солдаты.
Но все знали, что пруссаки, засевшие шагах в ста от нас, на стороже. Им, вероятно, также хочется пить, как и нам.
Пруссаки, как и мы, прекратили перестрелку, но когда кто-нибудь выходил вперед, они палили по нему.
Так прошло с полчаса. Мы умирали от жажды. Наконец Бюш осмелился выскочить из переулка и бросился к колодцу. Пруссаки сейчас же открыли огонь. Мы тоже отвечали врагам, и перестрелка завязалась по всей линии.
Бюш имел мужество вытащить ведро с водой, отцепить его с веревки и принести нам. Многие потянулись к воде, но Бюш крикнул:
— Сперва Жозефу. Не троньте или я выплесну всю воду на землю!
Я припал к ведру и долго пил. Потом ведро перешло к другим товарищам.
Солнце уже садилось. Тени домов удлинились. Канонада все продолжалась.
Сзади нас слышался какой-то гул. Офицер то и дело повторял:
— Слушай команду! Не зевай!
Ночь наступала. Небо со стороны Сент-Аманда было красным. Шум сзади нас все увеличивался. Вдруг большая улица деревни сразу наполнилась нашими войсками. Все закричали:
— Гвардия! Гвардия!
Оказалось, Наполеон, узнав, что у нас в тылу отряд пруссаков, послал нам на подмогу гвардию.
Началась атака. Прусские пушки валили нас целыми рядами, но наступление продолжалось. Все мчались вперед. Лошади везли пушки галопом. Появились кирасиры, потом драгуны и гренадеры. Они летели отовсюду. Казалось, пришла новая, бесчисленная армия.
Когда мы выбрались из деревни, то увидели, что наша кавалерия перемешалась с вражеской. Белые кирасы прорывались сквозь ряды улан.