Реквием по братве

Афанасьев Анатолий Владимирович

— Что такое, маленькая?

— Не хочу, не хочу, не хочу!

— Чего уж теперь, уже летим.

— А мне кажется, умираем. Почему ты такой бледный?

— Здесь освещение такое.

Легкий

толчок под брюхо — и они в воздухе, в сиреневых облаках. Салон заполнен лишь наполовину, много иностранцев, много новорашенов, улыбчивых, заносчивых. И все же Кныш твердо знал, что они с принцессой одни в этом мире и в этом самолете. Стюардесса, пробирающаяся меж кресел с подносом, всего лишь приятный мираж.

— Пойду в туалет, — объявил строгим голосом, начал подниматься, задел плечом спинку кресла — и вырубился окончательно.

ЭПИЛОГ

Два светлячка, мечущихся по планете в поисках безопасного пристанища. Париж, Вена, Рим, наконец, перелет через Атлантику… Жизнь взаймы. Все это кажется странным только поначалу, потом привыкаешь — и ничего, терпимо. Иногда ловишь кайф от бродяжьей судьбы. Однако все возвращается на круги своя.

В придорожном мотеле, в штате Техас, они завтракали тарталетками с сыром, пили апельсиновый

сок и кофе со сливками — и Таина вдруг сказала с набитым ртом:

— Все, больше не могу!

— Не можешь, выплюнь, — посоветовал Кныш, обряженный в немыслимо пестрые шорты.

— Хочу домой!

— Почему так быстро? Еще года не прошло, как мы в бегах. Восточные люди очень злопамятные.

— Ты помнишь, что я на третьем месяце?

— Помню.

— Рожать буду в Москве. И не спорь, пожалуйста, прошу тебя. Надоело, когда ты вечно споришь.

Кныш не спорил. Его посетило знакомое видение: укромный, затянутый тиной прудок возле деревни Знобище-во, а в нем, в глубине, худые, голодные, с полуоблезшей красной чешуей громадные караси. И лучик солнца на синем поплавке. Он ничего не забыл.

В тот же день начали собираться.

Они вернулись в страну, которая к тому времени совсем дышала на ладан, но это другая история, у нее еще нет конца…