Реквием по Homo Sapiens. Том 2
Шрифт:
— Съесть человека?!
— Нет. — Данло улыбнулся, несмотря на овладевшую им печаль. — Джиро был собакой. Когда я выехал с Квейткеля в Невернес, мои нарты везло семь собак, но я не сумел добыть тюленя в пути, а припасы у нас кончились. Собаки умирали одна за другой… и я их всех съел.
Закрыв глаза, Данло помолился за вожака своей упряжки: Джиро, ми алашария ля шанти. И помянул всех остальных: Води, ми алашария ля шанти, аласу лайя Коно эт Аталь эт Луйю эт Ной эт Зигфрид, шанти, шанти.
Кийоши помолчал немного и потряс головой,
— Вы ели мясо живых существ?
— Нет. Я же сказал: они умерли.
— Но ведь они были живыми, правда? Вы сказали, что один из них был вашим другом.
— Да, был. Джиро отдал свою жизнь, чтобы я мог выжить.
— И вы его все-таки съели?
— Жизнь… всегда питается другой жизнью, — просто ответил Данло. В его синих глазах светилась тайна и грусть. — Так устроен мир.
— Но я слышал, что вы дали обет ахимсы.
— Верно. Но в то время я его еще не давал.
Кийоши, посмотрев, как Данло ест рис с помощью палочек, спросил:
— А что же вы будете делать теперь, если в городе начнется голод?
— Голодать, как все, — улыбнулся Данло.
— А вы бы съели собаку или гладыша, чтобы сохранить свою жизнь?
— Убивать животных я бы не стал. И никого бы не попросил убивать за меня. Но если бы я нашел гладыша, перееханного санями, я бы его съел.
Кийоши брезгливо скривил губы.
— Ну а я не стал бы есть ничего, что было раньше живым. Скорее бы умер.
— Жаль, если так.
— Этот мир и правда ужасен. Ужасно, что все должны поедать что-то другое лишь ради того, чтобы жить.
— Но ведь другого у нас нет, верно? Только таким… он и мог быть.
— Но его можно изменить к лучшему, правда?
Данло, всегда жадно поглощавший еду, когда был голоден, прожевал очередную порцию риса и сказал:
— Суть его мы изменить не можем.
— Но для чего же мы тогда нужны, если не будем развиваться и стремиться к лучшему?
— Каждый раз, когда женщина рожает дитя и поет ему песню, которую сложила сама, мир развивается и становится лучше, — улыбнулся Данло.
— Я в этом не уверен. Жизнь человека может пройти без всякой пользы.
— Нет. Жизнь каждого из нас — это песня, озвучивающая существование вселенной.
— Я говорил о человеческой жизни, — в свою очередь улыбнулся Кийоши, — жизни бессмысленной, полной ненависти, боли и стремления убивать. Мы предназначены для высшей доли.
— Правильно, — сказал Данло, глотнув чаю.
— Став богами, мы будем выше всего этого.
— Ты думаешь? — Чай был не очень горячий, но обжигал горло Данло, как лава.
— Только бог способен освободиться от страданий.
— Совсем наоборот. — Данло выпил еще чаю и прибегнул на миг к шама-медитации, чтобы охладить воспаленные нервы. Боль есть сознание жизни, вспомнилось ему. Бесконечная жизнь — бесконечная боль.
— Только бог может знать, как излучать свет, что превыше страданий и смерти, — продолжал Кийоши. — Лорд Хануман сказал, что каждый человек — это
— Это так: все мы звезды. — Данло закрыл глаза, погрузившись в память, и голос его стал глубоким и мягким. — Мы сияем, и вращаемся, и кричим, дивясь чуду, когда в наших сердцах пылает водород. Мы ангелы, танцующие в огне, мы искры дикой радости, крутящиеся в ночи. — Данло надолго умолк и добавил шепотом: — Мы свет внутри света.
Он открыл глаза, и их свет излился на Кийоши, как жидкое синее пламя. Кийоши, как многие рингисты, испытывал нечто вроде благоговения перед Данло.
— Лорд Хануман сказал, что, только став огнем, мы сможем избавиться от горения.
Данло подбирал с тарелки ломтики банана, и они обжигали ему желудок — пару раз у него даже дыхание перехватило от боли.
— Лорд Хануман должен знать, что такое горение, — согласился он.
— Да. Поэтому он сказал, что мы все должны стать господами огня и света. Таков путь богов.
— Я помню, что он говорил, — прихлебывая чай, сказал Данло.
— Бог хотя бы голода может не бояться.
— То есть как?
— Боги не знают, что такое голод.
— Даже если им нечего есть?
— Боги не нуждаются в пище. — Тут Кийоши улыбнулся. При всей своей пылкой вере он даже в самых серьезных дебатах не терял чувства юмора. — Какой прок быть богом, если ты не можешь обойтись без еды?
— Понятно. Каким же тогда образом бог приобретает энергию, чтобы двигаться?
— Ну, во вселенной полно энергии, разве нет? И боги черпают ее прямо оттуда, из вселенских источников.
— Понятно, — протянул Данло, глядя в глаза Кийоши.
На самом деле он не понимал до конца новейших доктрин рингизма: слишком долго его не было в Невернесе. Поэтому Кийоши, пока они пили чай (Данло охотно с ним поделился), стал объяснять ему, как может каждый человек сделаться богом. Начал Кийоши с Трех Столпов, подчеркнув, что главное — это ясно вспомнить Старшую Эдду. Большинство людей сможет достигнуть этого только по завершении Вселенского Компьютера, когда каждый божок сможет получить почти идеальную имитацию Эдды. И эта мудрость богов совершит чудо с теми, кто будет способен ее воспринять. Люди, которых коснется этот божественный огонь, по выражению Ханумана, ощутят ожог в глубине всех клеток своего тела. Спящий Бог проснется, и начнется процесс великого преображения.
— О Спящем Боге я знаю, — сказал Данло. — Это просто потенциал нашей ДНК, да? У куртизанок есть теория на этот счет. Они мечтают пробудить все клетки человека — и тело, и разум. В этом они видят высшую цель своего искусства.
Он умолчал о том, что Бардо ввел этот пункт в доктрины рингизма именно для того, чтобы умаслить Общество Куртизанок и обратить их в новую веру. Кийоши, ставший на Путь Рингесса долгое время спустя после ухода Данло, по-видимому, плохо знал историю собственной религии. Глядя в его доверчивое лицо, Данло не видел смысла в разоблачении давнишних манипуляций Бардо.