Реквием по Homo Sapiens. Том 2
Шрифт:
Мертвые, мертвые, мертвые — ми алашария ля шанти.
Удостоверившись, что он оторвался от воина-поэта, Данло покатил по Клубничной, мимо сутенеров, червячников и одетых в шелк проституток. Отражаемый кварцем свет ранил ему глаза, но это было . ничто по сравнению с огнем, полыхающим в сердце. Вопреки всему этому Данло по-прежнему бежал быстро, как только мог. Он должен был сдержать свои обещания, и лица всех, кто погиб в этот день, мучили его куда больше, чем физическая боль или яд.
Глава 12
ПЕРВЫЙ
Узнайте, божки мои, три великие истины, согласно которым мы все должны жить. Первая: Мэллори Рингесс стал истинным богом и когда-нибудь вернется в Невернес. Вторая: любой человек способен стать богом, как и он. Третья: богом стать возможно, лишь вспоминая Старшую Эдду и следуя Путем Рингесса. Вот три столпа, подпирающие небеса, куда мы все должны стремиться.
Гура стоял в одном ряду с обсидиановыми монастырскими общежитиями и хосписами. Здесь, у Меррипенского сквера, улица Контрабандистов выпрямлялась и приобретала куда менее подозрительный вид, чем в полумиле к востоку. Немного западнее она вливалась в Серпантин у Зимнего катка и пересекала самую безопасную, но и скучную часть города — Ашторетник с его ровными, обсаженными деревьями улицами. Место, где жил Бенджамин, тоже было достаточно безопасным — или считалось таковым до войны. Теперь, когда кольценосцы практически заняли все окрестные здания, ни один человек в золотой одежде не мог войти в эту часть Квартала Пришельцев без страха быть убитым как террорист или шпион. Даже червячники и проститутки старались не заходить сюда. Подъехав к черному дому между двумя кафе, Данло почувствовал, что улица и соседние дома наблюдают за ним, наблюдают и ждут.
Бум, бум, бум.
Данло постучал в дверь кулаком. Возвещать таким образом о себе было не слишком вежливо, но костяшки у него ныли от холода, и более деликатный стук причинил бы ему нестерпимую боль. У Данло болело все: руки, сердце, а больше всего горящая, пульсирующая голова.
Дверь открылась, и человек из холла спросил:
— Кто вы? Снимите маску, чтобы мы видели ваше лицо.
Данло разглядел внутри мужчину с рябым лицом, который целил в него из лазера. Вокруг него стояли еще трое, тоже с лазерами.
— Я Данло ви Соли Рингесс, — сказал он, снимая маску, — а вы кто?
Услышав его имя, человек сразу сменил гнев на милость и назвался: — Лаис Мартель. Что с Тобиасом Уритом и остальными?
Данло, стоя на ветру, задувающем в открытую дверь, наскоро рассказал о том, что произошло у ресторана в Колоколе, и добавил:
— Воин-поэт некоторое время гнался за мной, но я, кажется, от него избавился.
— Кажется?
— Я… почти уверен.
— Что ж, входите, Данло ви Соли Рингесс. Не годится стоять в дверях, если воин-поэт рыщет поблизости.
Лаис Мартель ввел Данло в дом и захлопнул дверь.
— Это здесь, — сказал он, когда они, пройдя по коридору, остановились перед другой дверью из черного осколочника. — Бенджамин ждет вас. Мы все уже начали беспокоиться,
Мартель постучался, и им открыл еще один кольценосец, нервный и довольно деликатный человек, которого Данло помнил как Карима с Прозрачной. Он проводил гостя в каминную, где Данло тут же стал раскланиваться с Поппи Паншин, Лизой Мей Хуа, Масалиной и Зенобией Алимеда — они все сидели на стульях или кушетках и, по-видимому, с нетерпением ожидали его прихода. В центре комнаты расхаживал по фравашийскому ковру Бенджамин Гур, один из основателей Калии и будущий ее военачальник.
— Данло! — воскликнул он, бросаясь к пришельцу и обнимая его. — Рад видеть тебя целым и невредимым, но где все остальные?
Данло повторил свой рассказ. Слушая его, Бенджамин, со своим крючковатым носом и зелеными тигриными глазами, так рассвирепел, что страшно было смотреть. Гнев назревал в нем и наконец выплеснулся наружу, как гной.
— Видишь? — вскричал он, обращаясь к невысокому человеку, сидящему на мягкой плюшевой кушетке. — Единственный способ сдержать Ханумана с его божками и воинами-поэтами — это убивать их, пока они не убили нас!
— Здравствуй, Данло. — Маленький человек встал, учтиво поклонился и тоже подошел обнять гостя. — Мой брат, как обычно, не в состоянии сдержать собственный нрав.
— Здравствуй, Джонатан. — Данло, согретый воспоминаниями, поклонился в ответ. — Рад тебя видеть. Рад… что тебя тоже пригласили сюда.
— С сожалением должен сказать, что меня не приглашали, — взглянув на брата, сказал Джонатан. — Я пришел сам, как только услышал, что Бенджамин устроил тебе побег.
— Я непременно пригласил бы тебя, — возразил Бенджамин, сверля его глазами, — когда Данло прибыл бы сюда благополучно и я поговорил бы с ним.
Сказав это, он предложил Данло один из мягких стульев, но Данло предпочел сесть на ковер. Джонатан последовал его примеру, и Бенджамин с неохотой сделал то же самое. Поппи Паншин, крупная женщина, вынашивавшая на Ярконе младенцев для генетических экспериментов аристократии, встала с кушетки и уселась поближе к Данло. За ней последовали Лиза Мей Хуа, Масалина и Зенобия Алимеда. Эти посиделки на фравашийском ковре напоминали те счастливые времена, когда они передавали по кругу чашу с каллой. Даже непримиримый Бенджамин вспомнил об этом и улыбнулся, купаясь в глубокой синеве глаз Данло.
— Хочешь чаю? — спросил он. — Ты ведь, наверно, замерз.
— Хорошо бы, — ответил Данло.
Услышав это, Карим с Прозрачной покинул свой пост у двери и подошел к инкрустированному столику, где стоял чайный сервиз. Данло видел вокруг себя много красивых вещей: ярконские гобелены, кевалиновые фигурки с Прозрачной, миррийские вазы и световые шары, живописные полотна Золотого Века и многое другое. Бенджамин объяснил, что раньше эта квартира, как и весь дом, принадлежала умершему ныне червячнику, который задолжал Каллии. Бенджамин сказал, что не успел еще распродать весь этот хлам и купить на вырученные деньги камни для лазеров, алмазную сталь, налловую броню, яды и прочее военное снаряжение.