Реквием по Homo Sapiens. Том 2
Шрифт:
— Слабая надежда, тебе не кажется?
— Слабая? — Видя, как внезапно отвердели серые глаза Констанцио, Данло понял, что угадал верно: этот коллекционер ни за что бы не выбросил такую ценность, как голограмма Мэллори Рингесса.
— Если даже такие голограммы и сохранились, не могу понять, зачем тебе нужно выглядеть как Мэллори Рингесс.
— Что же в этом странного? Сейчас чуть ли не каждый в городе желает стать богом в подражание Мэллори Рингессу.
— Но ты хочешь преобразиться не в бога, а в первобытного человека.
— Мэллори Рингесс носил именно такой облик
— Всем известно, что он покинул Невернес в том самом теле, которое сделал для него Мехтар, — с немалой гордостью произнес Констанцио. — Но только рингисты верят, что он стал богом.
Данло молчал, и глаза Констанцио вжигались в него, как лазеры.
— Ты рингист? — спросил наконец хозяин.
— Нет. Как раз наоборот.
— Стало быть, противник рингизма? Это хорошо. В нашем районе много таких. Это облегчит твои визиты сюда.
— Значит, вы думаете, что Мехтар сможет сделать такую скульптуру?
Констанцио спрятал алмазный шар обратно в мешочек, а мешочек сунул в карман халата.
— Если подтвердится, что сфера настоящая, я уверен, что Мехтар сможет изваять желаемую тобой скульптуру.
При исчезновении шара Данло ощутил жгучую пустоту в животе. Это было единственное, что осталось ему от матери, и вряд ли ему удастся снова взять этот шар в руки.
— Я попрошу вас об одном, — сказал он. — Об этом ваянии никто знать не должен.
— Само собой — ты хочешь сохранить свою тайну, как все остальные и я в том числе.
Глаза Констанцио стали тусклыми, как старый снег, и Данло усомнился, можно ли ему доверять.
— Я должен просить вас никому не называть мое имя.
— Нет в городе человека, умеющего хранить секреты лучше Констанцио с Алезара.
— Давайте договоримся: если вы нарушите это условие, плата за ваяние должна быть вами возвращена.
— Твои секреты будут в такой же сохранности, как эта прекрасная сфера, — заверил Констанцио, похлопав себя по карману.
Данло посмотрел на этого почти не поддавшегося разгадке человека и протянул ему руку. Соприкосновение голых рук должно было казаться Констанцио вопиющим варварством, но он все же пожал руку Данло, чтобы скрепить уговор.
— Когда мы начнем? — спросил Данло.
— Мне надо подготовиться, приобрести инструменты и лекарства, которые трудно будет достать. Дней через двадцать, не меньше.
— Я думал, это будет быстрее.
— Само ваяние займет втрое больше времени.
— Я не знаю… есть ли у меня столько в запасе.
— Нельзя торопиться, создавая произведение искусства.
— Да, конечно, но иногда величайшие шедевры распускаются внезапно, как огнецвет средизимней весной,
— Великие резчики наподобие Мехтара Хаджиме способны работать в ускоренном темпе, но такое ваяние, несмотря на блокираторы и наркоз, будет более болезненным.
— Я понимаю.
— Многие ткани будут испытывать шок одновременно. Скальпели, лазеры — все это очень больно, а нервы можно травмировать только до определенной степени.
— Понимаю.
— Выходит, ты уяснил, что быстрое ваяние — процесс как глупый, так и рискованный?
Данло закрыл глаза
— Я попросил бы Мехтара ваять со всей быстротой, на которую он способен, — сказал он наконец.
— Ты мужественный человек. — Констанцио смотрел на Данло, погружаясь в глубину его глаз. — Очень мужественный, сказал бы я. Чтобы стать тем, кем ты хочешь, тебе понадобится все твое мужество.
— Так когда же мы начнем?
— Приходи сюда через восемнадцать дней. Если повезет, я к тому времени оборудую мастерскую в одной из моих комнат.
— Спасибо. — Данло поклонился, сидя на стуле. Затем они с Констанцио поднялись и обменялись более церемонными поклонами.
— Если тебя не захотят пропустить в этот район, — добавил Констанцио, — скажи, что гостишь у меня. Мои охранники будут предупреждены и подтвердят это в случае проверки.
— Спасибо, — повторил Данло. — До встречи, и успеха вам.
— До встречи, Данло с Квейткеля. Если война не прикончит нас всех, ты очень скоро узнаешь, какое это счастье — стать тем, кем ты хочешь быть.
Я — не мой отец, в тысячный раз подумал Данло.
Он думал об отце все время, пока Констанцио провожал его до двери. Он чувствовал его черты в собственном крупном носе, в крутых скулах, в черных с рыжиной волосах. Он всматривался в себя, и на него смотрело лицо Мэллори Рингесса. Лицо, преображенное бесчисленными сеансами ваяния, сильное, умное и благородное, но с проглядывающей под всем этим свирепостью. В этом гордом облике прочитывалась история происхождения человека и высокая судьба, ожидающая каждого, у кого хватит мужества стать подлинным собой. Данло не был своим отцом и не мог им стать — но если у него хватит мужества, дикое и прекрасное отцовское лицо скоро станет его лицом.
Глава 15
ТАМАРА
Что есть дитя? Это воплощение идеалов нашего разума и завершение наших персональных программ. Происходит зачатие, затем мать питает себя углеродом, водородом, азотом и кислородом — и дитя рождается. Можно сказать, что программа вышеуказанных элементов состоит в том, чтобы сложиться в ребенка, а программа ребенка — в том, чтобы вырасти в мужчину или женщину. Женщина и мужчина способны создать вместе много детей — пятьдесят и даже больше, и каждое дитя запрограммировано использовать еще больше элементов вселенной, пока каждый атом звездной пыли от Млечного Пути до Сагарской Спирали не подчинится нашим программам. Можно сказать, что этот созидательный космический процесс есть программа вселенной. Осознав это, мы подходим к более глубокому ответу на вопрос “что есть дитя”.
Дитя есть средство совмещения наших индивидуальных программ с Вселенской Программой. Дитя есть архитектор, преобразующий материю и превращающий саму вселенную в рай, предназначенный для детей наших детей.