Реквием по Homo Sapiens. Том 2
Шрифт:
Джонатан взобрался к нему на колени, и Данло стал рассказывать о Двух Друзьях. В первое утро мира мудрый Агира, снежная сова, подружился с юношей Манве. Он научил его охотиться, любить женщину и наслаждаться красотой только что созданного мира. И летать. Манве был первым человеком, взлетевшим в небо. Они вместе летали над зелеными островами и холодным синем морем. Они облетели весь мир, и крыло одного почти касалось руки другого. Они лакомились рыбой и порой воровали у Тотуньи, белого медведя, его добычу, тюленину или
— Но ведь по правде звезды — это горящий водород и гелий, да? — спросил Джонатан.
— Откуда ты знаешь? Разве ты когда-нибудь трогал звезду?
— Нет, они для этого слишком горячие, — засмеялся Джонатан.
— Да, звезды — это небесные огни, но не только.
— Но ведь они не могут видеть?
— А разве ты, глядя на звезды, не замечал, что они смотрят на тебя?
Джонатан снова засмеялся и сказал: — Ты странный.
— Что верно, то верно.
— И лицо у тебя большое.
— Спасибо, — улыбнулся Данло, не зная, что на это ответить.
— Расскажешь мне еще одну сказку?
— Нет, Джонатан. Спать, — решительно сказала Тамара и собралась снять сына с колен Данло.
— Я загадаю тебе загадку, — сказал Данло. — Это первая из Двенадцати Загадок — мой дед загадал мне ее, когда мне пришло время стать взрослым.
Мальчик, не рискуя проверять, нравится это матери или нет, смотрел только на Данло.
— Я люблю загадки.
— Так вот, слушай: как поймать красивую птицу, не убив ее дух?
— Поймать — значит посадить в клетку?
— Возможно. Но поймать можно по-разному. Звезда ловит комету, притягивая ее, цветок ловит бабочку, приманивая ее яркими красками и запахом нектара.
— Это очень трудная загадка.
— Я знаю.
— Если птицу посадить в клетку, это убьет ее дух, правда?
— Конечно.
— Очень трудная загадка. — Джонатан возвел глаза к потолку и постучал пальцем по подбородку. — Я сдаюсь. Скажи ответ.
— Я его не знаю.
— Ты должен знать, — если загадываешь загадку.
— И все-таки я не знаю.
— Разве твой дед тебе не сказал?
— Он умер, не успев закончить. Я ищу разгадку почти всю свою жизнь.
— А если разгадки вообще нет?
— Есть, я знаю.
— Может быть, ее нет — это и есть разгадка. Как фравашийский коан: каким было твое лицо до того, как ты родился?
Данло уставился на своего сына, и лицо его стало гордым и озадаченным.
— Так ты в свои пять лет уже знаешь, что такое фравашийский коан?
— Меня мама учит. Мне надо много знать, чтобы поступить в Академию, а пилотом можно стать только там.
— Я думаю, из тебя выйдет отличный пилот.
Разговор коснулся одной из любимых тем Джонатана, но его не так
— Я все-таки хочу знать ответ на эту загадку.
— Может быть, мы когда-нибудь найдем его вместе.
— Мне бы очень хотелось.
— Мне тоже.
Мальчик затих, сидя у Данло на коленях, а Данло достал свою флейту и заиграл колыбельную. Он посылал свое дыхание в длинный бамбуковый ствол и думал, как это возможно, чтобы глаза показывали все, что содержится в душах двух людей. Доиграв, он улыбнулся Джонатану, и Тамара, все это время чутко стоявшая над ними, взяла сына за руку. Джонатан потрогал свободной рукой шрам-молнию на лбу Данло и сказал:
— Я люблю тебя.
Тамара увела его в спальню. Данло услышал плеск воды и шорох зубной щетки. Потом мальчик сказал, что хочет есть, а тихий, ласковый голос Тамары заверил его, что завтра еды будет побольше. Она спела ему песенку и, наверно, поцеловала его на ночь, а потом опять вышла в каминную, закрыв за собой дверь, и села напротив Данло.
— Никогда не видела, чтобы он привязывался к кому-нибудь так, как к тебе.
— Он славный малыш.
Тамара опустила глаза.
— Я часто думала, что должна была сказать тебе.
— Так ты знала? Тогда, в доме Матери, — знала?
— Даже раньше. В ту ночь, когда я пошла в собор, я уже знала, что беременна.
— Понятно.
— По моим подсчетам, мы зачали его за несколько дней до этого.
— Понятно.
— Ты не спрашиваешь, откуда я узнала, что он наш.
Данло с загадочной улыбкой протянул к ней ладонь.
— Надо ли спрашивать, моя это рука или нет?
— Я все-таки скажу. Я не помню, как это было у нас, но с клиентами я всегда предохранялась.
— А со мной нет?
— Видимо, нет. Мне хочется верить, что я очень любила тебя — так любила, что хотела от тебя ребенка.
— Я в это верю.
— Спасибо тебе, — тихо сказала она. — Спасибо.
— Но почему же ты все-таки ничего не сказала мне там, в доме Матери?
— Потому что должна была проститься с тобой. Должна была — разве не понимаешь?
— Понимаю. — Он нежно взял ее за руку. — Но ведь он мой сын. Надо было сказать.
— И что бы ты сделал? Не стал бы пилотом? Не полетел бы в Экстр?
— Надо было предоставить мне выбирать самому.
— Прости, Данло. — Дрожащие пальцы стиснули его руку, и он удивился силе ее пожатия.
— Мне жаль, что так вышло.
— Ведь я всегда хотела, чтобы у него был отец.
— Ты ему обо мне не говорила?
— Сказала только, что его отец был пилот и что он пропал в мультиплексе.
Данло взглянул на модель легкого корабля, оставленную на ковре Джонатаном.
— Понятно. Стало быть, он носит твою фамилию.
— Ты полагаешь, надо было дать ему твою? Не то сейчас время, чтобы называться Рингессом.