Реквием по Homo Sapiens. Том 2

Зинделл Дэвид

— Я хочу домой!

Тамара одела мальчика и присела с ним на дальний край стола, где не было крови и осколков кости. Она покачивала сына, прижимая его к себе, и пела:

Пляшут в небе огоньки — Надевай скорей коньки!

Слушая ее, Джонатан немного успокоился. Он сидел у матери на коленях, дрожа и постанывая от боли. То, что случилось с его ногами, как видно, не занимало его.

— Пожалуйста, мама, забери меня домой, — снова попросил он.

Резчик кивнул, и Данло завернул сына в одеяла. Он стоял у окровавленного стола, пытаясь справиться с прерывающимся дыханием.

— Вы далеко живете? — спросил Родас.

— Нет,

всего в нескольких кварталах.

— Это хорошо. Держите мальчика в тепле и давайте ему пить, даже если ему не хочется. Не думаю, что у него будет шок, но…

— Да?

— Инфекция очень вероятна, понимаете?

Данло наклонил голову, молча глядя на Родаса.

— Вы больше ничего не можете сделать?

— Боюсь, что нет. Лекарств не найти во всем городе.

— Понятно.

— Я сожалею. — Родас положил руку на плечо Данло. — Но малыш у вас крепкий — не теряйте надежды.

Тамара и Данло надели шубы, Данло взял мальчика, и они вышли. Хариджанка по-прежнему сидела там, но эталон, как видно, не захотел дожидаться. На улице наконец пошел снег: там кружились крупинки райшея, холодные, как смерть, и все небо заволокло серыми тучами. В молчании они добрались до дома. Никто из встречных прохожих не здоровался с ними и даже не смотрел на них. Они поднялись по лестнице, закрыли за собой дверь квартиры и уложили Джонатана в постель.

Все последующие сутки они не отходили от него. Тамара постоянно заваривала мальчику кровяной чай и пела ему песенки. Она отважилась даже поджарить кусочек жирного, сочного мяса, но его Джонатан не смог проглотить. Мясо за него съел Данло — он старался поддерживать свои силы, чтобы быть полезным сыну. Когда Джонатан не спал, он рассказывал ему о том, что делали звери в первые дни мира, и играл ему на флейте. Под эту музыку Джонатан то вскрикивал от боли в ногах, то молчал, и это молчание было глубоким, как море. Глаза у него стекленели, как лед на воде, и он смотрел куда-то вглубь себя, в темное, заброшенное место, куда никто не мог проникнуть, кроме него. В такие минуты Данло начинал глубоко дышать и считать удары своего сердца. Он изливал на Джонатана весь свет своей любви и молился за него.

На следующее утро случилось событие, еще больше омрачившее души Тамары и Данло. Оно не имело отношения к Джонатану — прямого, во всяком случае. На Крышечных Полях приземлился легкий корабль, и его пилот, Факсон Бей, принес неутешительные вести. Между Содружеством и рингистами снова произошло столкновение, и капитан Бардо, командовавший двумя отрядами, разгромил целое звено орденских кораблей близ Двойной Оренды. Еще хуже были новости о гражданской войне на планете Сиэль: там рингисты и их противники пустили в ход лазерные спутники и водородные бомбы, а также вирусы, которыми заражали людей и компьютеры. По словам Факсона Бея, там погибло не меньше семидесяти миллионов человек, но и эта новость была не самая худшая.

Пилот доложил главе Ордена, что планеты Хелаку больше не существует. Ее звезда взорвалась, превратив в пар пять миллиардов человек и все прочие формы жизни. Это почти наверняка сотворили ивиомилы Бертрама Джаспари с помощью своего моррашара. По Невернесу, как чума, распространялись слухи о том, что ивиомилы мстят — а может быть, добиваются освобождения Бертрама. К Звезде Невернеса их не допускают, поэтому они перенесли свой террор в другие области.

Никто не сомневался, что эти люди безумны, и все боялись, что они будут уничтожать Цивилизованные Миры один за другим, если их самих раньше не уничтожат.

— Этому надо положить конец, и поскорее, — сказал Данло Тамаре за чашкой кровяного чая, когда Джонатан спал. Даже глубокое дыхание не избавляло его от боли, терзающей голову, а сердце наполняло болью всю грудь. На Хелаку он не знал ни единой души, но ее гибель напомнила ему о гибели Нового Алюмита, где жили хорошо знакомые ему нараины. — Скоро настанет время, когда я должен буду покончить с этой шайда-войной.

— Хочешь нас бросить? Считаешь, что уже пора?

— Да, считаю, но Джонатана я не оставлю. Пусть сначала поправится.

Но Джонатан не желал поправляться. В этот день, второй после ампутации он стал еще слабее. Его лихорадило, а культи стали красными, как каленое железо, и из них сочился гной.

Поначалу Данло и Тамара старались не беспокоиться, поскольку температура у мальчика была небольшой. Потом Данло вспомнил, что у долго голодавших людей температура не бывает очень высокой даже при самых сильных инфекциях. На улицах бушевала буря, заметая город снегом, а Джонатан лежал, глядя в окно, и почти не шевелился. Боли у него усиливались час за часом. Он начал отказываться от кровяного чая, который мог бы подкрепить его, а потом даже воду перестал пить.

— Надо что-то делать, — шептала Тамара, стоя с Данло над пытавшимся уснуть Джонатаном. — Придумай что-нибудь. Есть же у алалоев какие-то травы от инфекции и жара?

Данло задумался. Его левый глаз вибрировал темной энергией пульсара. Перед ним вставали страшные образы его умирающих соплеменников с обезумевшими глазами, кровоточащими ушами и белой пеной на губах. В свое время он пытался лечить их: растапливал снег, поддерживал огонь в горючих камнях, заваривал кровяной чай и втирал горячий тюлений жир в лбы недужных. И молился за них, как учил его приемный отец, — но так никого и не спас.

— Да, мы пользовались травами, но этим ведали женщины — меня никогда не учили в них разбираться.

— Может быть, еще найдется какой-нибудь резчик, у которого есть антибиотики или иммунозоли.

— Ты уже обошла почти всех резчиков в городе.

— Может, поспрашивать у червячников?

— Тамара, Тамара… лекарства могут быть только у таких, как Констанцио с Алезара. А эти люди не продадут их даже за сто кошельков с золотом.

— Но нельзя же просто стоять и смотреть, как он умирает!

— Нельзя, — угрюмо согласился Данло. Он стал на колени рядом с мальчиком и легонько потряс его. — Слушай, Джонатан: сейчас я расскажу тебе кое-что о снах.

Это была последняя, отчаянная попытка спасти Джонатана. Данло знал, что надежда невелика, но все-таки стал учить Джонатана технике аутистов — вхождению в общее сон-пространство. Есть способ сохранять сознание, даже когда ты спишь, объяснил он мальчику. Больше того: сном можно управлять по своей воле. Цефики назвали бы такой сознательный сон обыкновенной имитацией реальности, но аутисты говорят, что это сон-пробуждение. В этом состоянии они испытывают чудесное чувство погружения в себя, где, как они утверждают, и обитает истинная реальность. И сны, по их верованиям, имеют там огромную силу. Данло тоже верил — если не в это, то в возможности чистого сознания.