Реквием по любви. Грехи отцов
Шрифт:
— Это что еще за базар такой?
— Какой?
— Гнилой! — сказал как отрезал Прокурор. Голос его звенел от напряжения. — Воевать он со мной собрался!
— Вообще-то, с тобой я собрался исключительно договариваться, — Похомов слишком уж красноречиво поглядывал на Черчесова. — Как показывает сегодняшняя практика – это вполне реально. Да?
Лиза даже дрожать перестала и, снедаемая любопытством, обратилась в слух. Так интересно стало, о чем же они условились. Дядя вдруг сипло рассмеялся:
— Ай, хитер, сучара! — выдал беззлобно. — Таки развел меня, как
— За это и ценишь!
— Верно бормочешь. Ценю! — одобрительный кивок. — Но давай-ка без перегибов, дружок! Так и быть, раз я пообещал… на свою голову, то сегодня у тебя есть и мое слово, и полный карт-бланш относительно нее – прощайся. А завтра...
— А завтра я предложу тебе кое-что другое, Борис Андреевич, — Дмитрий хищно оскалился. — Нечто такое, от чего даже ты будешь не в состоянии отказаться!
— Самонадеянно.
— Я знаю, о чем говорю.
— Утро не за горами – проверим! — Черчесов расслабленно откинулся на спинку стула и поднял вверх наполненную до краев рюмку водки. — Вздрогнули, мужичье!
Большая часть гостей последовала его примеру. Никого не смутил тот факт, что сам Прокурор пить не стал, а просто вернул стопку на прежнее место.
Улучив момент, Лизавета поспешила прильнуть к уху Дмитрия:
— Выходит, ты со мной прощаешься? Отпускаешь?
— Мечтай!
— Но он так думает!
— Да.
— Почему?
— Потому что мне нужно, чтобы он так думал! — отстранившись, он добавил: — Колено покажи.
— Какое? — она не сразу сообразила, о чем идет речь.
— Любое! Свое.
Без задней мысли Лиза выполнила его просьбу, демонстрируя мужу поцарапанную плоть, и совершенно опешила, когда Дмитрий со словами «непорядок» выплеснул часть коньяка из бутылки прямо на ее открытую рану.
— Ай! — пронзительно взвизгнула Лиза, ослепленная внезапной вспышкой острой боли. Резко задергала ногой, пытаясь освободиться. — Пусти! Жжет!
— Терпеть! — громко рявкнул Похомов, лишь крепче фиксируя ее согнутую конечность.
— Дима, жжет! Жжет!
— Я сказал: терпеть!
— Подуй хотя бы! Ну, пожалуйста!
Она не верила, что способна была произнести подобное вслух.
Да еще и при всех!
Теперь же испуганно замерла, точно кролик перед удавом, ожидая его дальнейших действий. Реакции. Последствий.
Обдумывал ее просьбу Дмитрий недолго.
При этом буквально сверлил пылающим мрачным взглядом.
Секунда. Другая. И шок! Самый настоящий…
Ее «мучитель» сжалился над ней: набрав полные легкие воздуха, он осторожной струйкой выпустил его над ее травмированной кожей.
И повторил процедуру еще несколько раз.
Охлаждая. Лаская. И будоража ее воображение своим чувственным вторжением.
Когда боль полностью утихла, Дмитрий разжал пальцы и позволил ей наконец-то распрямить ногу.
— Умница! — похвалил между делом.
Честно говоря, Лиза и сама не поняла, в какой момент жизни стала столь отчаянной и смелой… но мгновение спустя уже доверчиво подставляла ему свою вторую сбитую коленку.
— Ты прав: нужно обработать, —
В ожидании уже знакомой обжигающей боли она крепко зажмурилась.
И почти сразу услышала его протест:
— Нет!
— М?
— На меня смотри! Не отводи взгляд!
Лиза старалась. И просто смотреть. И не дрожать подобно паралитику.
Но… к подобному жизнь ее не готовила.
Однозначно!
Полностью обескураживая своим поведением, Дмитрий невозмутимо склонился к…
Охр*неть!
Он только что… на глазах у всех… тщательно слизал кровь с ее расцарапанной кожи. Властно. Дерзко. Демонстративно. И лишь потом, когда ее мозг окончательно атрофировался от подобной безумной выходки, он резко выплеснул остатки коньяка прямо на ее колено.
Очередной ее громкий визг разбавил девственную тишину ночи.
Глава 32
— Нет! — потерянно и даже немного заторможенно улыбался Андрей, когда дядя Лизы соизволил отвлечься наконец от них с Дмитрием и просветить молодого человека о его отце. — Вы что-то путаете. Мой батя работал в больнице. Он был обычным врачом. И не убивал его никто: они с матерью в аварию попали.
Прокурор лишь хмыкнул задумчиво да подпалил сигарету, громко чиркнув зажигалкой. А вновь заговорил только спустя пару крупных затяжек.
Лиза с замиранием сердца следила за каждым его движением, жестом.
Худо-бедно сообразила: каким бы спокойным ни выглядел внешне сейчас, воспоминания давались ему непросто.
— Ценил бы ты брата, что ли? – посоветовал он Андрею, выпуская в воздух струйку дума.
– Ишь, как он о детстве твоем беззаботном заморочился! Весь удар на себя принял. Легенду ажурную придумал да тебе в уши вдолбил, чтобы ты спал ночами сладко. Похвально!
— Легенду? Какую еще…
— Да не так все было, Андрей! — поддержал товарища Аркадий Михайлович. — Вернее, не совсем. По поводу профессии верно: Володька являлся первоклассным хирургом. В числе лучших значился. В больничке трудился, людей зашивал, жизни спасал. А однажды не спас! Не смог – умер пациент у него на столе. Ребенок. В подробности этой истории он вдаваться не любил, переживал всегда сильно. Мы знаем только, что признали тот случай грубой врачебной ошибкой, и батька твоего на зону упекли. Года два чалился. Затем амнистия – откинулся. На воле очутился, а в стране кризис, денег нет. Жена с сыном едва концы с концами сводят.
— И что? — Гордеев нахмурился. От былого веселья в нем не осталось и следа. — Воровать пошел? Или как это у вас… гоп-стоп?
— За игральный стол он сел! Пока срок мотал, кореша его по мастям-то и поднатаскали. Всемогущим себя почувствовал, да не на тех напал.
— Это на кого… не на тех?
Прокурор впервые за вечер открыто улыбнулся.
Показал эмоции, отчего в уголках его глаз залегли глубокие морщинки:
— Столиком ошибся, недотепа, да против Черчилля рамсить вздумал. Шулер хренов. Вот удивился-то он в конечном итоге, когда брательник мой… подчистую его разнес, как ту липку!