Реквием по сердцу
Шрифт:
– То есть, тебе нравится меня злить?
– Можно сказать и так. А теперь анекдот.
– Я не знаю анекдотов, в смысле, я каждый день читаю в инстаграмме тупые приколы, но они забываются...
– Оу, так ты сидишь в инстаграмме? Я подпишусь на тебя.
– И ты сидишь? Как у тебя времени хватает на всё?
– Это удобно...Иногда можно не париться со знакомствами в клубах или парках. Находишь
– Это ужасно и отвратительно.
– Почему же? Я ведь никого не совращаю, они, считай, сами себя на блюдечке преподносят. И ты знаешь, обычно те, кто больше всего кричат о своей порядочности, в жизни оказываются, намного более предрасположены к случайной связи. Такое вот, сугубо мужское наблюдение.
– Какая наблюдательность, - язвлю я, - слушай, давай обратно к машине, а то сейчас пройдём ещё пару километров, и обратно сил вернуться не хватит.
– У меня хватит, - говорит он, - если что, понесу тебя на руках.
– Нет, спасибо...Я сворачиваю, - говорю я и так и делаю. Ему ничего не остаётся, кроме как идти следом, - Ну так вот. Недавно я сидела и рисовала, и тут меня озарило, - щёлкаю пальцами я, - не знаю, заметил ты или нет, но оказывается, кенгуру очень похож на смесь тираннозавра и оленя.
Секунду он создаёт вид бурной мозговой активности, а потом с серьёзным лицом выдаёт:
– А знаешь, и вправду похоже. Может о каком-то этапе эволюции учебники биологии умалчивают. Ну, чтоб уберечь пятиклашек от потрясений.
– Вряд ли. Это моя больная фантазия художника.
– Значит ты - художница? Чего ещё я о тебе не знаю?
– Я люблю рок, - просто говорю я
– Ты серьёзно?
– он недоверчиво осматривает меня с головы до ног, - Вот оказывается, чем могут заниматься маленькие и на вид хрупкие девушки - танцевать дома и трясти головой под Хеви-метал.
– Я не трясу головой. И чаще всего хожу в наушниках. Когда я жила ещё дома с родителями, мамин эстетический слух не выдерживал такого насилия, поэтому она обычно поднималась в мою комнату, чтоб я наконец "Заткнула этот ужас" - это её слова. И однажды папа просто принёс мне наушники и сказала: "Вот, возьми и слушай свою недо-музыку в них. Не порть в доме атмосферу порядочности". А потом в общежитии, оказалось, что и Катя не выдерживает такую музыку, да и не только она. Однажды к нам пришли жаловаться со второго этажа. Пришлось долго уговаривать, чтоб не жаловались вахтёрше.
– Да уж, нелегко живётся в этом жестоком мире истинному почитателю тяжёлой музыки.
– Вот вот, - поддерживаю я.
– А расскажи про себя. Я знаю, чем ты занимаешься.
– Во-первых, я никого не соблазняю, они сами на меня вешаются...
– Как скромно, - встреваю я.
– Так и есть, - продолжает он, - Мама живёт за границей. Они с отцом развелись, когда мне было 10, есть сводная сестра, но мы редко общаемся. Я почти её не знаю.
– Печально, - говорю я.
– Но они-то живы. Хоть и далеко. Печально - это то, что у тебя кроме брата никого нет.
– Есть бабушка с дедушкой, но я никогда их не видела. Они не общаются с мамой с тех пор, как она вышла замуж за папу. Видели её карьеристкой и пророчили ей большое будущее, но она выбрала любовь и они ей этого не простили. Они приехали на похороны, но даже не подошли к нам с Тимкой.
Воцаряется тишина. Мы дошли до машины и сели вовнутрь. Ислам молча завёл двигатель, и мы поехали. По дороге мы тоже молчали, только какая-то слезливая песенка на английском доносилась из колонок. Приборная панель показывала 23:20. Проезжая мимо супермаркета, я вспомнила, что надо бы купить на завтра продукты. Знаю, это не совсем подходящее место, да и кто со свидания возвращается с продуктами? Но ведь это никакое не свидание, а дружеская поездка. Так что всё нормально, - убеждаю я себя.
– Я тут вспомнила, - говорю я и Ислам с интересом поворачивается в мою сторону, - что нам завтра нечего есть. Поэтому останови рядом с каким-нибудь супермаркетом.
Он начинает смеяться.
– Чего ржёшь?
– спрашиваю я.
– Ты смешная, Сонь. Уверен, только ты могла умудриться испортить такой романтичный вечер, бытовой фигнёй.
– Нам с братом завтра будет не до романтики, когда в холодильнике окажется пусто. Так что хватит ржать, и сделай доброе дело. Иначе, если бы ты привёз меня домой, а потом уехал, мне бы пришлось одной идти в магазин. Меня бы убили где-нибудь за поворотом. А тебя замучила совесть, за то что маленький ребёнок остался совсем один.
– Какой ужас, - продолжает он смеяться, - ладно, пошли, - говорит он, когда мы подъезжаем к большому круглосуточному супермаркету и он припарковывает машину.
– Ты можешь посидеть здесь.
– Ага, а если тебя убьют за этим поворотом, совесть меня не замучает?
– и он выходит следом за мной.
Супермаркет оказывается практически пуст. Только охранники, несколько кассирш и пару покупателей. Я беру тележку, ставлю туда свою сумочку и качу в сторону хлебного отдела. Ислам молча идёт следом за мной.