Реквием по солнцу
Шрифт:
Теперь, шагая под уходящими ввысь каменными деревьями, мимо огромных статуй существ, высеченных из Живого Камня, Акмед понял, что погибший герцог был прав.
К тому моменту когда процессия углубилась в Терреанфор, миновав сад животных и внутреннее святилище, появились статуи солдат, и Акмед заметил новый источник света, только на сей раз он был холодным. Присмотревшись, он обнаружил, что часть скал, в которых вырублен собор, испускает внутреннее сияние — подобное явление он наблюдал только во время путешествия под Землей.
«Стихия эфира», — подумал Акмед.
Когда они с Эши прошли под двумя скрещенными клинками
Впереди Акмед с трудом различал движения солдат, они перекладывали закутанные в белые саваны тела на алтарь из Живого Камня, из глубины которого лилась песнь Земли. Ее отзвуки, успокаивающие, но наполненные болью, убаюкивали его, когда сначала Патриарх, а потом и Благословенный начали обряд погребения на древненамерьенском языке. Раньше на нем говорили все жители Серендаира, а теперь он превратился в мертвый язык, используемый только во время религиозных церемоний.
«О, наша мать Земля, поджидающая нас под вечным небом, укрой нас, поддержи, дай отдых».
Акмед не знал, сколько длилась церемония. Могли пройти мгновения или же целая вечность, прежде чем процессия продолжила свое движение.
Благословенный все дальше уводил духовных лиц, солдат с носилками и гостей Сорболда в непроглядную темноту, мимо алтарей из Живого Камня, окутанных все той же сладостной, полнозвучной и торжественной песнью.
В глубине души Акмед вдруг ощутил болезненный укол, ему захотелось остаться в этих темных стенах, которые при свете будут источать зеленый, пурпурный и синий цвета, полные чистой незамутненной жизни. Здесь присутствовала сила, глубокая сущность стихии, и она обращалась к нему от имени его родителей: Акмед почувствовал любовь своей матери-дракианки к земле и родство его неизвестного отца с пещерами, в которых он обитал. Он настолько погрузился в свои мысли, что едва не затерялся в темноте, и ему пришлось ускорить шаг, чтобы догнать Эши.
Процессия вышла к высокой прямой лестнице, уходящей в темноту над алтарями. По мере того как они поднимались по ступенькам, воздух становился теплее и легче, перед ними заклубился серый туман.
— Видимо, лестница ведет в склеп, — пробормотал Эши, когда темнота начала рассеиваться.
Акмед проворчал в ответ что-то невразумительное, ему хотелось, чтобы длинный ритуал поскорее подошел к концу и они смогли обсудить то, ради чего прибыли сюда, — будущее Сорболда.
Лестница привела их в большое помещение с низким куполообразным потолком, освещенное мерцающими скалами, на которые Акмед еще раньше обратил внимание.
В центре помещения находились два помоста, привязанные веревками к блокам, вставленным в прямоугольные отверстия в потолке.
Благословенный произнес заключительные слова погребального обряда, похожего на ритуал, проводимый священниками Роланда, только здесь было больше древних элементов, о которых так давно рассказывал Акмеду Стивен. Когда обряд завершился, Благословенный повернулся к собравшимся:
— Дети мои, церемония воссоединения с нашей матерью Землей закончена. Осталось лишь погребение тел умерших, они будут положены в склепы королевской усыпальницы. Если вы пожелаете уйти сейчас, прислужники проводят вас в Джерна Тал, где состоится поминальный пир, после которого начнется совет. Если же вы хотите взглянуть на склепы, вам придется подняться по Лестнице Истинно Верующих, — добавил он, указывая на узкий
Сановники, которым хотелось поскорее выбраться на свежий воздух, толпой последовали за уходящими прислужниками.
Все, за исключением короля намерьенов и короля фирболгов. Они переглянулись, а потом быстро зашагали к лестнице, на которую показал Благословенный.
Найлэш Моуса не преувеличивал, говоря о трудном подъеме. Плечо Акмеда и правый бок Эши постоянно задевали за высеченные в скале стены. По мере того как они поднимались вверх, воздух становился все теплее, а земля суше.
— Не слишком разумное решение, — проворчал Акмед, сделав тринадцатый оборот вокруг оси лестницы. — На самом деле меня склепы совсем не интересуют, просто захотелось узнать, удастся ли им поднять наследного принца.
— Возможно, на верхних этажах есть пара ломовых лошадей или слон, — предположил Эши, прижимая правую руку к телу.
— Если впереди еще один пролет, я поворачиваю назад, — заявил король болгов, неторопливо продвигаясь вперед. — Меня не удивит, если лепнина выведет нас на вершину одного из этих горных пиков…
Эши услышал, как Акмед ахнул.
— Что такое? — спросил он, когда король болгов остановился.
Акмед ничего не ответил, лишь сделал несколько неуверенных шаюв вперед и огляделся по сторонам.
Они оказались в верхней погребальной часовне Терреанфора, где находились личные склепы монархов Сорболда. По Акмеду и Эшп показалось, будто они попали внутрь живой радуги.
Часовня быта узкой, но очень высокой. Каменные колонны, поддерживавшие потолок, были украшены статуями людей, по-видимому, героев Сорболда если судить по их строгим и мужественным лицам. Статуи отмечали границы между гробницами, почти невидимыми в стенах.
А стены практически полностью были сделаны из изысканного витражного стекла.
Король болгов сделал еще шаг, и его залило розовое мерцающее сияние, соседствующее с голубыми потоками света. Когда на солнце набежало облачко, свет начал пульсировать.
Акмед не мог отвести глаз от изумительного пиршества красок, наслаждаясь их чистотой и мастерством скульпторов и ремесленников, создавших все это. Базилика была возведена более тысячи лет назад, в нее вложили свой труд десятки поколений строителей. И создали настоящий шедевр, залитый лучами полуденного солнца.
— Чудесный последний вид.
Приглушенный голос Эши прозвучал у самого уха Акмеда. Однако он без всяких усилий отмахнулся от этих слов и погрузился в созерцание радужного великолепия.
Впрочем, сознание Акмеда, затуманенное чувственным восприятием мира, отметило две вещи.
Во-первых, усыпальница каждого императора имела собственное безукоризненно выполненное окно, украшенное символическим изображением сути правления монарха. Лейта была увековечена в виде красивой полной женщины в роскошных одеяниях, одной рукой раздающей хлеб бедным, а другой твердо держащей меч. Не вызывало сомнений, что окно сделали много лет назад, вероятно, сразу после рождения Лейты. Удивительное искусство художников поражало воображение.