Реквием
Шрифт:
— Вы не поверите, какое говно я тут повидала, — рассказывает Пиппа. — На прошлой неделе одного типа убили из-за треклятой сигареты. — Она качает головой. — Неудивительно, что зомби не дают себе труда бомбить нас. Зачем? Зряшная трата боеприпасов. Мы сами друг дружку поубиваем, если так будет продолжаться. — Пиппа жестом приглашает нас присаживаться наземь. — А можем и побыть здесь какое-то время. Я получу кое-какие продукты. Их немного. Я жду новую доставку. Нам помогает сопротивление. Но что-то непременно стрясется.
— Патрули, — произносит Алекс. — Немного южнее
Пиппу эта новость, похоже, не удивляет. Должно быть, ей уже известно, что в Дикие земли проникли враги.
— То-то вы так хреново выглядите... — мягко произносит она. — Пошли. Кухня сейчас откроется. Выдохните немного.
Джулиан странно тих. Я чувствую, как напряжено его тело. Он оглядывается вокруг с таким видом, словно ждет, что кто-то выпрыгнет на него из теней. Теперь, когда мы сидим по эту сторону костров, окруженные теплом и светом, остальная часть лагеря кажется смутной, расплывчатой: какая-то корчащаяся, взбаламученная тьма, переполненная животными звуками.
Мне остается лишь гадать, что Джулиан должен думать об этом месте — и о нас. Именно от такой картины мира его всегда предостерегали: мир болезни есть мир хаоса и грязи, эгоизма и беспорядка.
Я злюсь на Джулиана, хоть это и несправедливо. Его присутствие, его тревога напоминают, насколько различаются наши народы, его и мой.
Тэк с Рэйвен заняли одну из лавок. Ла, Дэни, Хантер и Брэм умостились на другой. Мы с Джулианом сидим на земле. Алекс остался стоять. Корал уселась прямо у его ног, и я стараюсь не обращать внимания на то, что она откинулась назад, опершись о его голени, и что ее затылок касается его колена.
Пиппа снимает с шеи ключ и отпирает большой холодильник. В нем рядами выстроились банки консервов и пакеты с рисом. Нижние полки загружены бинтами, антибактериальными мазями и бутылочками с ибупрофеном. Попутно Пиппа продолжает рассказывать нам о лагере и о беспорядках в Уотербери, которые привели к его возникновению.
— Началось все на улицах, — объясняет она, насыпая рис в большой помятый котелок. — В основном с молодняка. С неисцеленных. Некоторых из них взбаламутили сочувствующие, ну и мы тоже внедрили туда несколько агентов сопротивления, чтобы раскочегарить народ.
Она двигается очень четко, не тратя впустую ни капли энергии. Какие-то люди возникают из темноты, чтобы помочь ей. Вскоре Пиппа вешает разнообразные котелки на один из костров с краю. Дым — восхитительный, приправленный запахами еды, — плывет в нашу сторону.
И тут же в окружающей нас темноте что-то изменяется. Вокруг собираются люди, возникает стена темных, голодных глаз. Двое из людей Пиппы стоят над котелками с ножами на изготовку.
Меня передергивает. Джулиан меня не обнимает.
Мы едим рис с фасолью из общего котелка, прямо руками. Пиппа непрестанно движется. Она расхаживает, вытянув шею, как будто постоянно ожидает столкновения с каким-то барьером и намеревается пробить его лбом. Говорить она тоже не прекращает.
— Меня прислало сюда сопротивление, — сообщает Пиппа. Это Рэйвен спросила у нее, как она очутилась в Уотербери. —
— Ну и как оно идет? — интересуется Рэйвен.
Пиппа приседает на корточки у костра и сплевывает.
— А как, по-твоему, оно идет? Я здесь месяц, и за все это время я нашла, пожалуй, с сотню людей, которым не безразлично дело, которые готовы сражаться. Остальные слишком напуганы, слишком устали или сломлены. Или им просто плевать.
— Ну и что же ты собираешься делать? — спрашивает Рэйвен.
Пиппа разводит руками.
— А что я могу делать? Я не заставляла их ввязываться во все это, и я не могу указывать людям, что им делать. Здесь же не Зомбиленд, верно?
Я, должно быть, кривлюсь, потому что Пиппа бросает на меня пристальный взгляд.
— Что такое? — интересуется она.
Я смотрю на Рэйвен, ожидая подсказки, но ее лицо совершенно бесстрастно. Я перевожу взгляд обратно на Пиппу.
— Должен же быть какой-то способ... — отваживаюсь начать я.
— Ты так думаешь? — В голосе Пиппы прорезаются жесткие нотки. — И какой же? Денег у меня нет — подкупить их я не могу. У нас недостаточно сил, чтобы угрожать им. Я не могу убедить их — они не слушают. Добро пожаловать в мир свободы. Мы даем людям право выбора. Они даже могут делать неправильный выбор. Красота, верно? — Пиппа внезапно встает и идет вокруг костра. Когда она снова начинает говорить, голос ее совершенно спокоен. — Я не знаю, что будет. Я жду указаний сверху. Возможно, лучше было бы уйти и оставить этот лагерь гнить. По крайней мере, мы на какое-то время будем в безопасности.
— А как насчет страха перед нападением? — спрашивает Тэк. — Ты не думаешь, что город примет ответные меры?
Пиппа качает головой.
— Город почти целиком эвакуировали после беспорядков. — Она слегка усмехается. — Страх заразиться: делирия распространяется по улицам, превращая нас всех в животных. — Потом улыбка исчезает с ее лица. — Я вам кое-что скажу. То, что я здесь видела... Возможно, они правы.
Пиппа берет стопку одеял и вручает их Рэйвен. — Вот. Устраивайтесь. Вам придется делиться. Одеяла даже труднее сохранить, чем котелки. Укладывайтесь, где найдете место. Только не отходите слишком далеко. Тут есть сколько-то чокнутых. Я наблюдала все разновидности: плохо проведенные процедуры, просто психи, преступники — всякой твари по паре. Спокойной ночи, малыши.
Лишь когда Пиппа говорит о сне, я осознаю, насколько же я устала. Я не спала уже больше полутора суток, и до нынешнего момента меня держал на плаву страх перед тем, что с нами будет. Теперь мое тело, словно свинцом наливается. Джулиан помогает мне встать. Я шагаю за ним, словно сомнамбула, не глядя, едва осознавая, что вокруг. Мы идем прочь от трехстенной хижины.
Джулиан останавливается у костра, которому дали угаснуть. Мы у самого подножия холма, и здесь склон даже круче, чем тот, по которому мы спустились, и на нем тропинок нет.