Религия древних кельтов

Маккалох Джон Арнотт

Согласно «мифологической школе», Кухулина следует считать солярным героем. «Он достигает своего полного развития в необычайно раннем возрасте», как и Солнце, так же как и многие герои других саг и сказок, которые не являются солярными. Три цвета волос Кухулина – темный цвет вблизи кожи, рыжий в середине, золотой у кончиков – как бы символизируют лучи Солнца, или три части, на которые кельты делили день. Но в другом месте его локоны желтые, как в действительности у принца Чарли и в песне, – там он не солярный герой. Опять же семь зрачков его глаз, возможно, «намекали на дни недели». Все женщины, которые любили его, слепли, – ссылка на трудность пристального глядения на Солнце. Как это прозаично! Эта слепота была комплиментом, который платили Кухулину женщины, которые делались слепыми, когда разговаривали с ним, так же как любовницы Коналла Кернаха окосевали, когда он разговаривал с ними. Слепота Кухулина явилась результатом его привычки втягивать один глаз в голову и выпучивать другой, – известная солярная черта! Его «перекошенность», во время которой, помимо этой «слепоты», кровь приливала к голове и образовывался магический туман, а его гнев вызывал сноп искр над ним, – указывает на рассвет или закат, хотя с заходящим Солнцем скорее можно сравнить героя, спокойно тонущего, чтобы отдохнуть, чем безумного гиганта, собирающегося зарезать друга или противника. «Перекошенность», как уже было сказано, является преувеличенным описанием безумной ярости воина, так же как страх, который приносил смерть тому, кто смотрел на его размахивание своим оружием, был порожден практиками воинов

Маори. Луг, который, возможно, был богом Солнца, не имеет никакой такой «перекошенности». Охлаждение героя в трех бочках воды, которые выкипают, и его появление из них розово-красным символизируют Солнце, погружающееся в воды и снова появляющееся на рассвете. Разве это не напоминает освежающую ванну, которую принимают разгоряченные воины, вода которой нагревается от жара их тел? Одним из заклятий героя было не смотреть на лошадей Мананнана – волны, что при интерпретации означает, что Солнце находится вблизи смерти, когда приближается к морю. Однако Луг, бог Солнца, ездил на коне Энбарре (персонификация волн), в то время как сам Кухулин часто пересекал море, а также жил, не зная горя, с женой морского божества Фанд. Опять же магические лошади, которых он понукал, черного и серого цвета, являются здесь «символами дня и ночи», хотя неочевидно, почему серая лошадь должна символизировать день, который не всегда серый даже на западных островах. В отличие от солярного героя, Кухулин наиболее активен зимой и отдыхает в краткий промежуток времени от резни в полдень – время наибольшей солнечной активности и летом и зимой.

Другая теория говорит о том, что всякое посещение героем странной земли означает сошествие в Гадес, что символизируется Солнцем, тонущим на западе. Остров Скатах, возможно, был Гадесом, но более вероятно, что это – Элизиум, с некоторыми чертами, позаимствованными из христианской идеи ада. Но земля Эмер, которую также посетил Кухулин, не символизирует ни Гадес, ни Элизиум. Эмер называет себя «инген риг рихис гарта», что профессор Рис перевел как «дочь углелицего царя», то есть она – дочь тьмы. Следовательно, она – дева рассвета и становится женой Солнца-героя. В истории нет ничего подтверждающего эту теорию, и неясно, почему рассвет и Солнце должны быть божественной парой. Слова Эмер, вероятно, подразумевают, что она – «дочь царя» и «пламя гостеприимства» (рихис гарта)? Кухулин во время ее посещения ехал с запада на восток, вопреки очевидному курсу Солнца. Экстравагантность солярной теории заметна также в гипотезе, согласно которой у Кухулина были другие жены, и, как бог Солнца, он занимался любовью с девами рассвета, по одной на каждый день, подобно царю в романе Лоуйса с его 366 женами, включая високосный год.

Но вряд ли стоит приводить дальнейшие примеры, якобы подтверждающие «солнечную теорию». Достаточно увидеть в Кухулине идеального воина, чьи подвиги являются претенциозными преувеличениями традиционных представлений о воинских деяниях или заимствованы из сюжетов народных сказок, не только кельтских. Возможно, он был богом войны, поскольку он был связан с Бадб, а также с Морриган. Но у него есть также некоторые черты героя культуры. Он претендует на превосходство в мудрости, политике, искусстве бардов, ритуалах друидизма, приносят различные вещи из мира богов. В любом случае кельты оказывали почести героям, живым или мертвым, и Кухулин, бог или идеальный герой, возможно, был объектом культа. Согласно мнению М. Д'Арбуа, Кухулин и Коналл Кернах – эквиваленты Кастора и Поллукса, Диоскуров, которым, по словам Диодора, поклонялись кельты, жившие у океана. Кухулин, подобно Поллуксу, был сыном бога и, по некоторым сведениям, был воспитан матерью Коналла, точно так же как Леда была матерью и Кастора, и Поллукса. Но, с другой стороны, Кухулин, в отличие от Поллукса, был смертным. М. Д'Арбуа отождествляет затем две пары героев с некоторыми фигурами на алтаре в Клуни. Это – Кастор и Поллукс; Цернунн и Смертуллос. Он приравнивает Кастора к Цернунну, а Поллукса – к Смертуллосу. Смертуллос – это Кухулин, и это объясняется на основе события в «Тайн», в котором герой, упрекаемый за свою молодость, принимает вид медведя перед нападением Морриган в облике угря. Это выражается словом «смертайн» («присоединять») и таким образом соединяется с именем «Смертуллос» и дает ему начало. На алтаре на Смертуллоса нападает угорь или змея. Поэтому Поллукс – это Цернунн-Кухулин. Опять же имя Цернунн означает «рогатый» – от «церну» («рог»), – слово, обнаруженное в эпитете к Коналлу Кернаху. Но оно было дано ему не потому, что он рогатый, а из-за угловатой формы его головы, поскольку эта угловатость (cern) была результатом удара. Этот эпитет может означать «победоносный». В целом эта теория скорее изобретательна, чем убедительна, и у нас нет никаких доказательств того, что фигуры Кастора и Поллукса на алтаре были копиями кельтской пары. Цернунн был богом подземного мира, а Коналл не имеет к подземному миру никакого оношения.

M. Д'Арбуа также анализирует факт, который приводит в галльской саге, – на каменном столбе Кервадел Меркурий изображен с ребенком. Меркурий, по его мнению, является Лугом, а ребенок – Кухулином. На другом алтаре изображен лесник Езус, рубящий дерево, и бык, на котором взгромоздились три птицы – Тарвос Тригаранос. Два эти объекта, как указывает С. Рейнак, объединены на другом алтаре в Треве, на котором лесник рубит дерево, где взгромоздились три птицы, в то время как голова быка видна в ветвях. Они символизируют, согласно М. Д'Арбуа, события «Тайн» – рубку деревьев Кухулином и устройство завалов на пути врагов, и предупреждения быка со стороны Морриган в облике птицы, который она приняла вместе с сестрами Бадб и Махой. Почему тогда Кухулин назван Езусом? Слово «Езус» происходит от корня, который дает слова, означающие «быстрое движение», «гнев», «сила», – все эти качества присущи герою. Эти алтари были обнаружены на территории Белгского Тревери, а некоторые белгские племена могли перейти в Британию и Ирландию, принеся с собой во II веке до н. э. легенду о Езусе-Кухулине, – например, о Сетантии, обитавшем в Мерсей и носившем имя, подобное имени героя в детстве – Сетанта (Сетантиос), так же как Менапий и Бригантес, в Ирландии, по сведениям Птолемея. Другими словами, божественный Езус, с прозвищем Смертуллос, был назван в Ирландии Сетантой, в честь Сетантия, а позже – Кухулином. Королевское имя Доннотаурус похоже на Донд тарб, «Бурый Бык» из саги, что предполагает его присутствие в Галлии, и, возможно, является эквивалентом имени Деуйо-таруос («Божественный Бык»), обнаруженного в Галатии. Таким образом, главные элементы саги, возможно, были известны континентальным кельтам до того, как она ограничивалась Ирландией, и были принесены туда галло-бриттскими племенами, что могло бы объяснить большую популярность аборигенной, возможно, докельтской саги о Фионне среди этого народа, а также более тонкие литературные достоинства саги о Кухулине. Но отождествлять Езуса с Кухулином нет серьезных оснований; названные имена Езуса и Смертуллоса не обнаружены в Ирландии, а у галльского Езуса, которому поклонялись с человеческими жертвоприношениями, мало общего с героем там, где его ратные подвиги не напоминают ритуальные действия. Однако возможно, что эпизод в «Тайн» произошел из мифа, объясняющего ритуальные деяния. Эпизоды этого мифа, возможно, были содержанием барельефов, принесенных в Ирландию, и там он был переработан в сагу.

Народные версии саги, при сходстве с литературными версиями, являются менее сложными и более первобытными, возможно, они представляют примитивную форму саги. Наибольшее различие обнаруживается в версиях «Тайн» и смерти Кухулина, которые, выделенные в саге, являются частями одной народной сказки, где смерть происходит во время борьбы с быком. Бык – это его собственность, и Медб посылает Гарбха Мак Стайрна забрать быка. Кухулин притворился ребенком, лег спать и обманул Гарбха, который шел с целью достать быка. Кухулин приходит раньше него и прикидывается пастухом. Каждый из них хватает за один рог, и быка разрывают надвое. Представляет ли это примитивную форму «Тайн», и, кроме

того, были ли бык и Кухулин некогда одним и тем же – бык, воплощение бога или духа растительности, позже ставший антропоморфным, и герой-бог, чьей собственностью или символом был бык? У кельтов известны примеры такого процесса. В Индии Индра был быком и божественным юношей, в Греции был бык – Дионис, и у кельтов имя божественного быка носили короли. В саге Морриган дружественна по отношению к быку, но сражается ради Медб; но она то дружественна, то враждебна к Кухулину, однако, наконец, пытается предотвратить его гибель. Если бы он некогда был быком, ее дружелюбие совершенно не было бы забыто, когда он стал человеком, существом, отдельным от быка. Когда она первый раз встретила Кухулина, у нее была корова, у которой от Бурого Быка должен был родиться теленок, и она сказала герою: «Пока теленку, который находится в теле этой коровы, не исполнится год, ты будешь жить; и именно это приведет к Тайн». Это предполагает, что герой должен был умереть в сражении, но это показывает, что теленок Бурого Быка связан с его жизнью. Бык был перевоплощением божественной свиньи-пастуха, и если, как в случае с Кухулином, «его возрождение могло касаться только его самого», то теленка можно рассматривать просто как копию быка, а поскольку он был связан с жизнью героя, то бык и герой, вполне возможно, были одним и тем же. Жизнь или душа были в теленке, и, как во всех таких случаях, хозяин души и хозяин того, в чем она скрыта, практически тождественны. «Перекошенность» Кухулина в таком случае может изображать ярость быка во время борьбы, и народные сказки можно рассматривать как популярные формы старого мифа, объясняющего ритуал, в котором бык, воплощение дерева или духа растительности, был убит, а священное дерево срубили и как-то использовали, как в обычном кельтском сельскохозяйственном ритуале. Этот миф был отражен в барельефах, а в ритуале быка убивают, разрывают и съедают верующие в него. Почему же тогда Кухулин должен разрывать быка? На более поздних стадиях развития таких обрядов животное убивали не столько как божественное воплощение, сколько как жертву богу, некогда воплощенному в нем. И когда бог был таким образом отделен от своей животной формы, часто возникали мифы, рассказывающие, как сам он убивал животное. В случае с Кухулином и быком бог, представленный быком, стал отдельным от него, стал антропоморфным и в этой форме был связан с героем Кухулином или фактически стал им. Жертвоприношения быка были распространены среди тех кельтов, у кого бык был божественным животным. Возможно, дальнейший отзвук этого мифа и ритуала можно обнаружить в народном поверье, в котором святой Мартин был зарезан и съеден в форме быка, то есть бог был воплощен в животном, связанном со святым. Таким образом в литературных версиях «Тайн», отделенных от гипотетических примитивных версий, бык сохраняется как центральная фигура, но введен и конкурирующий бык, смерть которого описывается по-другому, хотя оба быка были перевоплощениями божественных свиней-пастухов.

Идея борьбы за быка заимствована из фактической традиции, и таким образом старая форма этой истории была еще более искажена.

Сага о Кухулине более последовательна, чем сага о Фионне, потому что в ней одно центральное событие. «Канон» саги заканчивается ранней датой, в то время как сага о Фионне фактически никогда не была закончена, главным образом потому, что это была скорее сага о народе, чем о Кухулине. В некоторых отношениях они, возможно, были соперниками, поскольку, если бы сага о Кухулине была ввезена завоевателями из Британии или Галлии, то она не получила бы одобрения народа. Или если бы это была сага Ульстера в противоположность саге Лейнстера, то опять же последовала бы конкуренция. Сага о Фионне живет больше в сердцах народа, хотя иногда она заимствует кое-что из других саг. Это заимствование, однако, меньше, чем утверждают некоторые критики, например Циммер. Многие из подобий являются результатом того факта, что всюду, где есть герой, обычная совокупность событий становится его историей. Поэтому есть много сходств во всех сагах, где бы они ни обнаруживались.

Глава 8

Сага о Фионне

Самыми известными персонажами в саге о Фионне после смерти отца Фионна Кумала являются Фионн, его сын Ойсин, его внук Оскар, его племянник Диармайд с его «балл-сейрк», или «пятном красоты», которому никакая женщина не может противиться; Фергус, знаменитый своей мудростью и красноречием; Каойлте Мак Ронан, быстрый; Конан, комический персонаж саги; Голл Мак Морна, убийца Кумала, но позже преданный друг Фионна, а также множество менее важных персонажей.

Персонажи саги о Фионне, подобно героям других саг и эпосов, главным образом охотятся, сражаются и занимаются любовью. Они воплощают в себе многое из кельтского характера – живость, доблесть, доброту, нежность, а также хвастовство и огненный темперамент. Датированная с языческих времен, сага проливает мало света на языческие верования, но открывает многое относительно нравов того периода. Здесь, как и всегда у древних кельтов, женщина является чем-то большим, чем просто рабыней, и занимает сравнительно высокое место. Различные части саги, подобно частям финской «Калевалы», всегда существовали отдельно, а не как единый эпос, хотя всегда имели определенное отношение друг к другу. Лоннрот (в Финляндии) смог, добавив некоторые собственные соединяющие ссылки, придать «Калевале» единство, а Макферсон мог бы сделать это с сагой о Фионне, вместо того чтобы трансформировать и подать целое в духе сентиментального повествования XVIII века, – какое благо сделал бы он для кельтской литературы! Различные части саги принадлежат различным столетиям и происходят от различных авторов. Все, однако, наполнено духом традиции Фионна.

Невозможно датировать начало саги, поскольку добавления делались вплоть до XVIII века; поэма Майкла Комина об Ойсине в Тир на н-Ог была составной частью ее, как и любые из более ранних частей. Ее содержание частично существуют в письменной форме, но в гораздо большей степени – в устной. Многое написано в прозе, и есть значительная поэтическая литература типа баллад, а также сказок, ставших вполне кельтскими, где Фионн и остальные герои были главными действующими лицами. Сага воплощает кельтские идеалы и надежды; это была литература кельтского народа, на которую было потрачено все богатство кельтского воображения; мир мечты и фантазий, в который они всегда могли войти и радоваться этому. Однако, несмотря на раздельность частей саги, она сохраняет некоторое единство, и это обеспечивается построением саги, повествованием о происхождении героев и о великих событиях, в которых они участвовали, рассказам о гибели и последних появлениях и о прекращении существования группы Фионна.

Историческая точка зрения на фианов выработана летописцами Китингом, О'Курри, доктором Джойсом и доктором Дугласом Хайдом. Согласно этой точке зрения, они были своего рода военной милицией, поддерживаемой ирландскими правителями, которая занималась охраной престола и защитой страны. Круглый год фианы они были расквартированы среди народа и жили, занимаясь охотой. Насколько люди приветствовали это расквартирование, не говорится. Их метод приготовления дичи, добытой на охоте, был известен всем примитивным народам. В земле рыли ямки; в них помещали раскаленные камни, а на камни клали оленину, обернутую в осоку. Затем яму закрывали сверху, и в назначенное время мясо становилось готовым. Тем временем, прежде чем садиться за еду, герои участвовали в сложном ритуале одевания. Их ложа были составлены из нескольких уровней хвороста, мха и тростника. Фианы делились на катхи (catha) по три тысячи человек, у каждой тысячи – по командующему, и свой офицерский состав – у каждой сотни, каждых пятидесяти и каждых девяти человек – структура, мало чем отличающаяся от структуры войска древних перуанцев. Каждый кандидат на посвящение в войско должен был подвергнуться самым суровым испытаниям, которые могут поспорить в серьезности с испытаниями у американских индейцев, и вполне вероятно, все это – подлинные, хотя и преувеличенные реминисценции о фактических испытаниях на выносливость и ловкость. После признания кандидат был должен соблюдать некоторые табу, например выбирать жену не за ее приданое, подобно остальным кельтам, а исключительно за ее добрый нрав, не насиловать женщин, не убегать, когда нападают менее девяти воинов, и т. п.